Лето долгожданных побед

Другим неприятным сюрпризом последних дней для Людендорфа послужило известие о падении стратегической крепости Ковно, взятой русской кавалерией аналогичным образом. На Северном фронте генерала Кутепова, по подобию конных корпусов Краснова и Келлера, было создано несколько конных соединений, во главе одного из которых стоял подполковник Роман Федорович Унгер фон Штернберг. Проводя партизанский рейд по тылам врага, он узнал от пленных о малочисленности гарнизона Ковно и, не теряя времени, совершил смелый рейд, приведший к захвату крепости. За этот подвиг Унгер получил Георгиевский крест 3-й степени и чин полковника, поскольку с падением Ковно положение немецких войск в Прибалтике становилось угрожающим.

Узнав о случившемся несчастье, фельдмаршал приказал вернуть столь важные для обороны крепости и решил прибыть лично на этот участок фронта, но по дороге попал под воздушный налет русских бомбардировщиков и чудом остался жив, отделавшись легкой контузией.

Действие этого рода русских войск было для рейхсвера ничуть не меньшей головной болью, чем конные корпуса. Противник совершил большой прорыв в искусстве применения самолетов, считавшихся экзотикой в начале войны. Прекрасно усвоив уроки своих прежних поражений, русские сосредоточили действие своей авиации на крупных железнодорожных станциях, куда непрерывно прибывали войска с Западного фронта.

Эскадрильи огромных бомбардировщиков «Илья Муромец», состоявшие из 8–12 машин, буквально выбивали вновь прибывшие части под сильным прикрытием истребителей. От 40 до 60 машин всегда сопровождали вылеты бомбардировщиков на цель, чем полностью связывали ответные действия германских самолетов. Если войска успевали покинуть станции разгрузки, бомбардировщики настигали их на дороге и обрушивали на головы идущих людей шквал огня и бомб, стремясь в первую очередь уничтожить артиллерию и штабные машины.

Все эти действия хорошо координировались самолетами воздушной разведки, которые по несколько раз в день барражировали над станциями и дорогами, ведущими к фронту. О том, какое внимание уделяли русские авиации, говорил тот факт, что немецкие аэродромы стояли в числе основных целей партизанских частей конников Шкуро, непрерывно терроризировавших немецкие тылы. Знаменитые волчьи сотни, подобно вихрю, обрушивались на голову аэродромной охраны и, прорвавшись на летное поле, гранатами и специальными бутылками с бензином поджигали деревянные самолеты.

Столь энергичные меры русской авиации приводили к тому, что перебрасываемые войска вынуждены были двигаться исключительно ночью либо по лесам, что катастрофически удлиняло время выхода на передовые позиции. Благодаря этому противник беспрестанно продвигался вперед, энергично тесня части ландвера, и вместе с ними попутно перемалывал прибывшие подкрепления.

Почти каждый день фельдмаршалу докладывали о возникновении новых и новых угроз окружения, возникающих в результате очередных прорывов русскими дивизиями Восточного фронта. Противник не желал давать Людендорфу ни единого шанса на успех, подобно тому, как неоднократно это делал в начале войны. Везде он натыкался на хорошо продуманный расчет, подкрепленный смекалкой и храбростью, вместо ставшего столь привычным для фельдмаршала русского авось.

Действия фронтов противника были хорошо отлаженными и скоординированными, не позволяющими произвести быстрый маневр войсками, сняв их со спокойного участка фронта и перебросив на более опасный. Все эти неудачи лучшего тевтонского ума позволили сказать генерал-майору Гофману, страстно завидовавшему карьере Людендорфа, что тот велик только во времена побед и ничуть не лучше остальных генералов империи во времена поражений.

Чтобы хоть как-то исправить положение и остановить наступление русских, Людендорф в срочном порядке перебросил один из цеппелинов отряда Берга для уничтожения русского прифронтового аэродрома, на котором базировалась часть бомбардировщиков. Берг, готовивший новый налет на Лондон, с большой неохотой согласился на требование фельдмаршала, отправив на Восточный фронт «Берту» под командованием вернувшегося в строй капитана Лемке.

С этой целью под Варшавой в спешном порядке соорудили причальную мачту для дирижабля, который прибыл 20 августа. Менее суток ушло на инструктаж экипажа и заправку цеппелина топливом и бомбами. Прекрасно понимая, что появление огромного аппарата вскоре станет достоянием разведки противника, а также желая поскорее переломить положение на фронте, Людендорф очень спешил и настоял на вылете дирижабля 21 августа.

Обстановка на фронте продолжала ухудшаться со стремительным приближением русских к Варшаве и Ивангороду. В этот день русские взяли Холм и Замостье, оставляя великому полководцу все меньше и меньше возможностей совершить «чудо на Висле», как сказал в кругу офицеров неугомонный Гофман.