Джон.
Вы что — наркоманкой хотите стать? Я ведь ясно сказал вам: по одной и только в случае необходимости.Альма.
Вот мне сейчас и необходимо.Джон.
Сядьте и прекратите эти придыхания.Петушиный бой когда начинается?
Дасти.
Часиков в десять, доктор Джонни.Альма.
Не поняла: что начинается?Джон.
У них тут в субботу по вечерам петушиные бои. Не приходилось видеть?Альма.
Разве что в одном из предыдущих своих воплощений.Джон.
Когда нос ваш был украшен медным колечком?Альма.
Вот тогда я, возможно, посещала подобные представления.Джон.
Вам предстоит увидеть одно из них сегодня.Альма.
Мне — нет.Джон.
Мы ведь затем и приехали.Альма.
Я полагала, зрелища такого рода запрещены.Джон.
Мы с вами в казино «Лунное озеро», где все дозволено.Альма.
И где вы частый гость.Джон.
Я бы даже сказал: завсегдатай.Альма
Значит, как ни жаль, вы, наверно, и вправду решили забросить медицину.Джон.
Можете не сомневаться. Удел врача — замкнуть себя в кругу болезней, невзгод, смерти.Альма.
Грустно слышать. Отцу вы уже сказали?Джон.
Словам он не поверит. Ему будут представлены наглядные доказательства.Альма.
Вчера ночью я слышала, как у вас в кабинете надрывался телефон. И никто не ответил. Бог мой, как это было мучительно! Я закрыла в спальне окно, чтоб не слышать, но все равно было слышно.Джон.
И мне было слышно. Всю ночь дребезжал под ухом. Как уехал отец, я и не подхожу.Альма.
Не сочтите за дерзость, но хотелось бы знать, чем вы займетесь, оставив медицину.Джон.
Не сочту за дерзость.Альма.
Но и не ответите?Джон.
Не решил еще окончательно, мисс Альма, но последнее время подумываю о Южной Америке.Альма
Джон.
Слышал я, что в тамошних кантинах куда веселей, чем в наших пивнушках, а сеньориты — пальчики оближешь!Альма.
У Дороти Сайкс брат уехал в Южную Америку, и с тех пор ни слуху ни духу. Только здоровые, крепкие натуры могут выжить в тропиках. Для других они — трясина.Джон.
Значит я, но вашему, — натура не крепкая?Альма.
Вы весь раздерганный какой-то. Просто до ужаса, до ужаса раздерганный, — как и я, только по-другому.Джон
Альма
Вы и в детстве, бывало, так говорили, чтоб выразить возмущение!Джон
Альма
Джон.
А что?Альма
У вас в этой позе вид праздного, забулдыги.Джон.
А может, я и есть праздный забулдыга?Альма.
Если уж надо куда уезжать, то почему не выбрать районы с живительным климатом?Джон.
Успокойтесь, отправлюсь только в те места, насчет которых уверен, что климат там умерен. Есть такие места и в Южной Америке.Альма.
Вот уж не предполагала.Джон.
Теперь сможете предполагать.Альма.
Они там, на юге, только и знают — мечтать себе на солнце… и предаваться неге.Джон.
Надо еще доказать, мисс Альма, есть ли что более достойное на свете, чем предаваться неге, услаждению.Альма.
Самоуслаждению?Джон.
А есть какое-нибудь иное?Альма.
Я отвечу на ваш вопрос вопросом. Доводилось ли вам видеть, пусть хоть на картинке, готический собор?..Джон.
При чем тут готический собор?..Альма.
Как все в нем стремится ввысь, словно рвется куда-то — за пределы камня, за пределы людских касаний!.. Громадные, в цветных стеклах, окна, гигантские арки дверей — раз в пять или шесть выше любого, самого рослого человека, — сводчатый потолок, и все эти узкие шпили, устремленные к чему-то недосягаемому! Для меня… для меня только этим оправдано существование, только в этом его сокровенный смысл — в непрестанных усилиях, непрестанном стремлении превозмочь положенные нам пределы… Чье это изречение… ах, как оно прекрасно!.. — «Все мы барахтаемся в грязи, но иные из нас глядят на звезды»?Джон.
Оскара Уайльда.Альма
Джон.
Жать руку в перчатке — никакого удовольствия, мисс Альма.Альма.
Это легко исправимо. Просто-напросто сниму перчатку.Джон.
Ах, черт!Альма.
Бедненький! Все не можете мне простить, что оторвала вас от той компании? Ничего, недолго еще терпеть. Отвезете меня домой и вернетесь обратно — уже сам по себе…За мной ухаживали по-серьезному — только трое, и каждый раз между нами была пустыня.
Джон.
А что такое пустыня, по-вашему?Альма.
Ну-у… непригодная для жилья местность… очень обширная…