Сталбек, так зовут моего хакасского приятеля, сказал, что дорога из Красноярска в Абакан пойдёт через перевалы, и последний перевал перед степью и долинами сто́ит того, чтобы там остановиться. Само слово «степь» меня удивило, я не особенно представлял себе сибирскую степь. Разумеется, я очень хотел посмотреть вид, открывающийся с перевала. Но километрах в семидесяти от Карсноярска началась такая ужасная дорога, что поехали мы медленно. На некоторых участках трассы вовсе отсутствовало дорожное покрытие, эта рваная, то медленная, то быстрая езда и ухабы укачали меня, и я задремал, а потом и крепко уснул. И когда проснулся, машина ехала ровно, шелестели колёса, мы ехали быстро по практически идеальной дороге. Я, что называется, «продрал глаза», пришёл в себя и огляделся. То, что я увидел, меня потрясло.
Уснул я среди каких-то полухолмов-полугор, поросших довольно густым лесом, в котором ещё лежал нерастаявший снег… А тут вокруг меня было пространство, будто находящееся не то что в другой стране, а на другом континенте и чуть ли не на другой планете. Я давно так далеко вокруг себя не видел. И купол неба над нами был такой широкий, такой огромный, что не знаю, с каким местом в мире можно сравнить увиденное. Я видел степи, разные. А тут…
От горизонта до горизонта я видел рыжую поверхность… Я сначала не понял, что это сухая трава. Поверхность неровная, на ней удивительной красоты округлые холмы, которые идут грядами, и эти гряды тоже неровные, с разрывами. То, что я видел, больше всего напоминало застывшее море с огромными непостижимыми волнами, которые необъяснимым образом возникли на гладкой поверхности в полный штиль. Это очень красиво! Я не видел похожих пейзажей нигде.
Мест недавних пожаров мы не проезжали.
Приехали в Абакан вечером, уже темнело. В дороге, разумеется, проголодались. Очень хотелось отведать национальной хакасской еды, про которую мой приятель рассказывал и которая, разумеется, есть. Однако через час после прибытия нам однозначно сообщили, что ни одного заведения с национальной хакасской едой в городе нет. Как нам сказали, они были ещё недавно, но позакрывались. Пришлось ужинать пиццей в заведении под названием «Нью-Йорк». Но нам пообещали, что вечером, после спектакля, частным образом нам национальную еду приготовят.
Абакан – единственный город в длинном сибирском туре, в котором аншлага не будет. Зал будет заполнен процентов на семьдесят. Но я здесь в первый раз. Надо сыграть так, чтобы в следующий раз обязательно был полный зал.
Рано утром на стареньком «Ан-24» из Абакана прилетел в Иркутск. Думаю, самолёт был старше меня. Я себя пожилым человеком не считаю, но, очевидно, металл и разные конструкции изнашиваются сильнее, чем живой человек. Всё же мы взлетели, летели и приземлились в Иркутске. При посадке трясло здорово, как говорила моя бабушка, «мотыляло». Однако две юные стюардессы вели себя спокойно и довольно весело обсуждали какие-то повседневные мелочи. В салоне во время посадочной тряски спокойны были только они. Две эти очаровательные особы смотрелись какими-то новыми устройствами, чуть ли не апгрейдом, в конструкции старого, скрипучего и очень уставшего самолёта.
На подлёте к Иркутску наблюдали обширные лесные пожары, и по прилёте сразу ощутили в городе запах дыма. В Иркутске тоже жарко, ветрено, сухо – совершенно не ко времени.
В Абакане мне понравилось, хотя спектакль прошёл для меня довольно нервно. Всё-таки я не привык и трудно себя ощущаю в зале, где процентов тридцать мест свободно. Всем неуютно. Неприятно сидеть рядом с пустующими местами, равно как и играть для пустующих мест. По всему в театре видно, что город совершенно не театральный. Театр аккуратный, но уж какой-то слишком чистенький, безжизненный, особенно в гримёрных.
В гримёрных всегда видна жизнь тех, кто в них работает. Афиши, картинки на стенах, фотографии детей на столах, иконки, всякие штучки… А тут гримёрная была абсолютно пустой, можно сказать, стерильной, хотя рассчитана на одновременное пребывание четырёх артистов. Нигде ничего, даже календаря, даже календарика. Видно, и даже чувствуется по запаху, что там никто не работает. Нет внутренней жизни.
Во время спектакля в Абакане постоянно звенели и звенели телефоны. Это говорит только о том, что люди там редко ходят в театр. В Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Нижнем или Новосибирске, а также в других больших и вполне театральных городах, то есть Самаре, Саратове, Перьми, Челябинске и так далее, проблемы мобильных телефонов, по крайней мере у меня на спектаклях, практически нет. Так – случится раз-другой, да и то в самом начале. А там, где в театр люди ходят редко, от случая к случаю, и звучат эти никому не нужные трели.