Лето Мари-Лу

До меня начинает доходить, что это никакой не вор, но, когда я собираюсь продолжить свой путь, откуда ни возьмись появляется мама Мари-Лу. Она спрашивает меня, почему я стою здесь в темноте. Я пожимаю плечами. Наверное, я покосился на дверь. Или она сама все услышала. В следующее мгновение она хватается за ручку двери, открывает кабинет и включает свет.

Из-за черного кожаного дивана напротив письменного стола торчит красная лысина Бьёрна. На нем лишь расстегнутая рубашка. Остальные вещи раскиданы по полу. Он удивленно таращится на дверь. Словно только сейчас до него дошло, что нужно было закрыться на ключ. С дивана доносится резкий голос:

— В чем дело, дорогой?

Этот голос я узнаю из тысячи: голос Бритт Бёрьессон.

* * *

Я много раз прокручивал в памяти дни, последовавшие за вечеринкой, и уверен, что могу разъяснить большую часть того, что случилось. Но не было ни намека на то, к чему приведет банальная измена в кабинете Бьёрна. Никто не мог предвидеть этого. Я ничего не заметил. Папа — вообще воплощенный знак вопроса. А ведь он очень наблюдательный.

Лучше всех держится мама Мари-Лу, кажется, она воспринимает случившееся довольно объективно. Она собранная и рассудительная, все та же подвижная и милая Ирья, как и прежде. Она сделала себе модную стрижку средней длины, и каждый раз, когда она поворачивалась, вся ее прическа приходила в движение. В эти дни Ирья часто крутила головой. Такие вот бессмысленные детали врезались в мою память.

Бьёрн ходит пристыженный, как пес, пойманный с котлетой в зубах. Он целыми днями просит прощения. Уверяет, что такое больше никогда не повторится.

Папа лишь на все качает головой.

— Это так чертовски типично для Бритт Бёрьессон, — говорит он.

По папиному предложению Бритт на время возвращается к себе домой в Стокгольм. Мне даже немного жаль ее. Она выглядит такой одинокой и потерянной.

И хотя я действительно устал от ее постоянного присутствия в доме, возможно, мне следует подправить свое представление о ней. Не такая уж она плохая. Это лишь мое субъективное восприятие. Просто именно здесь ее худшие черты выходят наружу.