Лето на колёсах

Света посмотрела на бандитов, ожидая, что ей подскажет Маковкин.

Взъерошенная голова высунулась из-под колпака перед сценой и тут же юркнула обратно, ничего не сказав.

— Да читай же дальше! — прошипела, приблизившись пилотную к будке, Света Оленина.

Влас в ответ строил какие-то непонятные гримасы, пожимал плечами, тыкал пальцем в пьесу перед собой и… молчал.

Света ничего не могла понять. Тогда Маковкин наполовину высунулся из будки — так, что его сразу увидел весь пил, и, потрясая бумажкой, объяснил:

— Последняя страничка куда-то задевалась. Никак не на Иду. Должно быть, в пальто забыл…

У Светы от переживаний задёргались губы и даже выступили слёзы на глазах. Она подбежала к Жене Карпову, дежурному по сцене, и пролепетала:

— Занавес… Закрывай… Не можем же мы целый час стоить с раскрытыми ртами…

Зрители ничего не могли понять, изо всех сил топали ногами и свистели.

Побледневшего Власа Маковкина «бандиты» вытянули из будки и пинками вышвырнули за кулисы. Он стремглав бросился и гардеробную, обшарил карманы своего пальто. Увы! Конец пьесы как в воду канул. Тогда он обследовал за кулисами все тёмные углы, переворошил до дна мусорный ящик, заглянул в артистическую уборную — безрезультатно!

Возмущение зрителей не знало предела. Кто-то бросил на сцену огрызок яблока, кто-то выкрикнул: «Долой артистов погорелого театра!»

Желая уберечь артистов от страшного позора, суфлёр Влас Маковкин выскочил на сцену, встал перед занавесом и сказал:

— Не шумите, уважаемые зрители! Листочек от пьесы потерялся. Мы ищем…

Не дав ему договорить, зал зароптал с новой силой.

— Раз не хотите сидеть смирно, то мы вам покажем весёлую клоунаду — про Тика и Така…

Махнув рукой на улюлюкающих зрителей, Влас подбежал к Глебу Горошину:

— Срочно перестраивайся на Тика!

— А что Тику надо говорить?

— Говори, что в голову взбредёт. А главное — громче смейся. Прыгай на одной ноге и хохочи что есть мочи. Я тоже буду хохотать. Мы весь зал обхохочем…

Влас содрал паклю с головы Бори Саблина и натянул её на себя. Потом приказал дежурному Жене Карпову:

— Занавес! Немедленно!

Завидев на сцене двух клоунов, зал немного успокоился.

— Ха-ха! Здравствуй, Тик! — засмеялся Влас и запрыгал на одной ноге.

— Ха-ха! — засмеялся Глеб и тоже запрыгал. — Здравствуй, Так!

— Ха-ха! Скажи, кто из нас главный дурак?

— Ты, Так, и есть главный дурак.

— А ты, Тик, озорник! — показал ему язык Влас Маковкин и стал делать свой коронный номер — стойку на руках. — Твой друг Так в школу ходит так…

Под аплодисменты зала он прошёлся вокруг Тика и затем, осторожно переставляя ладони, приблизился к краю сцены, где возвышался колпак суфлёрской. И тут тело его, утратив равновесие, качнулось, руки дрогнули, и Влас с головой ухнулся в темноту будки…

Зал засмеялся, захлопал, восторженно закричал:

— Вот это трюк!

— Настоящий циркач!

Влас, прислушиваясь к радостному гулу, сидел на дне суфлёрской ни живой ни мёртвый. Ощупывал сам себя. Ноги целы. Руки целы. Голова цела. Лоб тоже цел, даже без шишки.

Влас приподнялся и вдруг увидел под собой бумажку.

На дне суфлёрской лежал злополучный листок из пьесы «Не всё то золото, что блестит»…

Влас выпрыгнул из будки и, хохоча, замахал листком над головой.

— Ха-ха! Вот он, конец нашей трагедии! Нашёлся! Я больше не Так, а Тик не Тик. Он бандит с большой дороги… Действующие лица, по местам! Представление продолжается!

И, наделав в зале много шума, полез обратно в свою будку.

Крышка суфлёрской, которую он второпях задел локтем, покачнулась и с грохотом полетела под ноги зрителям.

Над сценой торчала, вызывая смех всего зала, лохматая голова суфлёра. Голова дёргалась и водила красными ушами и разные стороны.

Представление продолжалось…

ВЛАС СПЕШИТ НА СВИДАНИЕ

Диктор телевидения объявил:

— Фильм, который мы сейчас покажем, детям до шестнадцати лет смотреть не рекомендуется.

«Раз только для шестнадцатилетних, будет что-то интересное», — Влас Маковкин придвинулся ближе к экрану.

Показали сразу два фильма. И оба про любовь!

Первый — балет под названием «Ромео и Джульетта» — изображал любовь танцевальную. Артисты носили друг дружку на руках и прыгали от избытка чувств.

Второй показывал любовь сидячую — со вздохами на скамейке. Чернобровый красавчик без умолку бренчал на гитаре и пронзал блондинку жгучими глазами: «Ах как я люблю вас! Жить без вас не могу… Ах как я счастлив! Уж теперь никто нас не разлучит!»

Он стонал до того жалобно, что у Власа засосало под сердцем: «Эх, вот это вздохи! А что у меня? Скоро пойду в пятый класс, а живу без любви…»

В понедельник Влас, сидя в классе, вертел головой во все стороны. Выбирал, в кого бы ему влюбиться.