Лето не вечно

– Ну, а потом Збруев сам сдуру передал за ужином содержание разговора с коллекционером своим домашним. За столом сидел жених его дочери Вяземский, и это очень его заинтересовало. Мало-помалу он разговорил профессора и подобрал к нему ключик. А потом стал запугивать и шантажировать дочерью. Вкратце это, пожалуй, все.

– Шантаж и запугивание нужно доказать, – сказала Ульяна. – А то как бы не вышло, что ничего этого не было, а Збруев и Вяземский подельники.

– Не исключено, – коротко подтвердил Богданов и продолжил рассказывать: – По словам профессора, Вяземский заставил его организовать экспедицию, что для археологической кафедры обычное дело. Он выдавал себя за младшего научного сотрудника, но, по сути, всем руководил. Идея заключалась в том, чтобы раскопки перенести на земли поместья.

– Что и случилось, – подтвердила Ульяна.

– Вяземский с первых дней шнырял по территории усадьбы с георадаром и с металлоискателем. Профессор, как он сам выразился, по стариковской привычке надеялся, что все обойдется. Но знаешь… – Богданов задумался и начал говорить, с трудом подбирая слова: – В какой-то момент я разглядел во взгляде старика азарт… И понял, что большая часть его утверждений – лукавство.

– Твоей интуиции можно доверять. В какой степени он виноват и какова доля соучастия, еще предстоит выяснить.

– И кстати! – Богданов поглядел на Ульяну. – Ты оказалась права, Вяземский намеренно заселился в пансионат раньше, чем приехала экспедиция, и скоро выяснил, что Конюхов сбивает плитку в усадьбе. Вяземский приставил к нему своего подельника, и тот стал следить за его машиной. Вскоре Конюхов отправился в ювелирный магазин к оценщику. Тогда Вяземский понял, что клад уже найден.

– А когда он узнал, что это только затравка? – спросила Ульяна. – Так и вижу лицо Герасимова… И почему-то всегда в свете свечи. Вижу, как он складывает брошки за кирпич и приговаривает: «Нет мозгов найти остальное – довольствуйся малым».

– Про плитку и карту Вяземский узнал гораздо позднее, и, кстати, от того же профессора. Выражаясь фигурально, они всю дорогу смотрели в одну сторону.

– Збруев знал, что Вяземский и его подельник отняли драгоценности и совершили убийство?

– Божится, что не знал. Но как ему верить? Лукавый человек… – сказал Богданов. – Что касается плитки, первоначально они ею заинтересовались, когда узнали, что Конюхов ездит к Качалину. Дальше – больше. И здесь опять виноват профессор. Изучив архивные документы, он понял, что обнаруженные Конюховым ценности – только малая часть. На свою беду или с умыслом Збруев сообщил об этом Вяземскому. Тот сказал, что ему нужно все и он будет искать остальное, чего бы ему ни стоило.

– Так и сказал? – переспросила Ульяна.

– Дословно.

– Уверенный в себе, целеустремленный человек. Я сразу это в нем разглядела.

– А по-моему, так просто козел. – Богданов достал сигареты и вопросительно посмотрел на Ульяну. – Можно закурить?

– Кури, – ответила она. – Но сначала открой окно.

Богданов встал и прошел к окну. Открыв створку, выдохнул дым на улицу и продолжил:

– Потом Вяземский вынудил профессора, опять же с его слов, договориться о встрече с Качалиным. Но тот под разными предлогами не брал трубку, и Збруев подкараулил его во дворе. Наврал про грузинского коллекционера, который продавал какие-то бисквиты, черт их поймешь…

– Это белые статуэтки, – объяснила Ульяна. – В доме Качалина их много.

– Как сказал Збруев, это была его страсть. Ну и в конце концов он уломал Качалина. Тот согласился принять грузина.

– На него Вяземский похож меньше всего! – усмехнулась Ульяна.

– Это несущественно. Главное, чтобы открыли дверь. И вот тут, должен заметить, Збруев повинился. Он признал, что проявил мягкотелость и не должен был этого делать. Однако профессор полагал, что речь идет о мошенничестве или обычном наезде. Как ты сама понимаешь, богатых у нас не любят.

– Мягкотелость… – хмыкнула Ульяна. – Видать, успел полистать Уголовный кодекс. За мягкотелость срок не дают.

– Встречу запланировали на позднее время: по легенде, у грузина был ночной самолет в Бонн.

– Почему именно в Бонн?

– Этого я не знаю. Не исключено – первое, что пришло в голову. Збруев поделился со мной сокровенным: когда он узнал о смерти Качалина – его это подкосило.

– Что сие значит?

– Иными словами, сбило с ног.

– Ах, вот оно что…

– И он тут же привел изречение, которое оправдало его поступок.

– Опять латинизм?

– На этот раз из Гете: кто ищет истины – не чужд заблуждения.

Ульяна кивнула:

– Да он просто ходячий сборник цитат.

– Начитанный человек, – подтвердил Богданов и без перерыва продолжил: – Что именно рассказал Качалин под пытками, Вяземский не сказал. Но он принес и отдал профессору шкатулку с картами. Збруев, кстати, видел и шкатулку, и карту в доме Качалина.

– Что-то мне подсказывает: сразу после убийства Качалина у Вяземского не было полной информации про плитки. Иначе бы он их забрал.

– С этим не соглашусь, – возразил Богданов. – Даже если бы захотел, не увез бы. Груз приличный, нужна по меньшей мере «Газель».

– И все-таки он ее забрал…