Лето ночи

– Мне нужно было догадаться об этом, еще когда он обрезал веревку, но я не дотумкал. Они возились около его головы, и что-то делали с его капюшоном, и я подумал, вот они сейчас сдернут его и негр испугается. И они пригрозят, что скинут его вниз и все такое…, но никто не собирался его пугать. Вместо этого они обвязали короткий конец веревки вокруг шеи, на голове у него все еще был капюшон, и как-то они умудрились поставить его на узкие перила, которые шли вдоль мостика… И, паренек,… Тут настала такая чертова тишина… Прямо ни хрена не было слышно. Там было чуть не три сотни людей, но ни звука не было слышно. Не слыхать было ни кашля, ни сопения, даже дыхания и то не было. Только тишина. Все, каждый мужчина, женщина, ребенок, включая меня самого, таращились на этот балкон и на черномазого, стоявшего на самом краешке, его лица не было видно из-под проклятого черного капюшона, руки были связаны за спиной и ничего не держало его. Ничего, кроме рук какого-то мужчины.

– И затем кто-то, кажись, это был судья Эшли, но точно не знаю, я не видел ясно, потому что было темно в башне и я смотрел только на черномазого, как и все, в общем кто-то столкнул его вниз.

– Черномазый упал, конечно. Веревка была короткая и падение не сломало ему шею, как было бы, если б его повесили по-настоящему. Он болтался как сукин сын, раскачиваясь от одной стороны колокола до другой, и каждый раз стукался задом. И из-под капюшона слышались какие-то захлебывающиеся звуки. Я их слышал хорошо. Его ноги оказывались всего в нескольких футах от моей головы каждый раз, когда он был с моей стороны балкона для старших классов. Помню, с него слетел один башмак, а в другом была дырка, и из нее торчал большой палец ноги. Еще помню, что Кони Дейзингер протянул руку и хотел дотронуться до черномазого, пока тот так болтался и раскачивался. Он не хотел ни толкать его, ни тянуть, просто дотронуться, ну как в цирке, понимаешь… Но тут мы увидели как черномазый обоссался… Клянусь Богом, его драные брюки вдруг прямо на наших глазах потемнели, и что-то потекло по ногам… И люди внизу как-то загудели и прыснули в разные стороны. И затем черномазый перестал болтаться и повис неподвижно, и Кони быстренько убрал руку и никто из нас уже больше ничего не пытался сделать.

– И знаешь, парень, что странно? Как только этот черномазый соскользнул с перил, старый колокол вдруг начал звонить, вот что странно. И он звонил все время. Пока негр болтался и раскачивался и давился под своим капюшоном никто ничего не замечал, потому что болтался-то он на веревке как какой-то сукин сын… Но понимаешь, парень? Некоторые из нас там остались, пока черномазого не сняли и не выбросили его тело на свалку или еще куда, чтоб избавиться… Так вот, этот колокол так все время и звонил. Кажется он звонил всю ночь, и весь следующий день, как будто черномазый все еще раскачивался на нем. Кто-то сказал, что когда вешали негра, то нарушили какой-то баланс… Или еще чего-то. Но звук был странный… Клянусь тебе… Мы в ту ночь уехали с отцом из города, я помню холодный воздух, помню снег, запах виски от моего старика, стук лошадиных копыт по льду и замерзшей земле. Элм Хэвен в ту ночь был сплошная чернота деревьев да дым над трубами был заметен в лунном свете позади нас… И гул колокола.

– Слушай, парень, а у тебя нет еще бутылочки этого отличного шампанского? А то я хотел тебе рассказать об одном мертвом солдате.

– Итак, вы видите, – говорил мистер Деннис Эшли-Монтэгю, – что ваша так называемая легенда о колоколе Борджиа столь же фальшива, как и так называемый сертификат атрибутации, который побудил моего деда купить эту вещь. Никакой легенды не существует… Существовал только старый литой колокол, проданный легковерному американскому путешественнику.

– Нет, – сказал Дейл. Мистер Эшли-Монтэгю говорил уже несколько минут, солнечный свет из ромбовидного окна позади него заливал дубовый письменный стол и создавал какое-то подобие нимба вокруг редеющих волос мистера Эшли-Монтэгю. – Извините, я не верю вам.

Миллионер вспыхнул и скрестил на груди руки, похоже было что лет с одиннадцати его никто не называл лжецом. Он надменно выгнул светлую бровь.

– О? А чему верите, молодой человек? Тому, что этот колокол послужил причиной некоторых сверхъестественных событий? Вам не кажется, что вы выросли из таких сказок?

Дейл проигнорировал этот вопрос. В эту минуту он подумал о Харлене, который, сидя в чужом шевроле, сторожил строптивого Конгдена. Времени у него было немного.

– Вы сказали Дьюану МакБрайду, что колокол был разрушен?

Мистер Эшли-Мотэгю нахмурился.

– Не припоминаю, чтобы мы обсуждали этот вопрос, – веско сказал он, но голос его звучал фальшиво, будто он подозревал, что, возможно, были свидетели. – Действительно, он вроде бы расспрашивал меня об этом. Да, колокол действительно был разрушен и расплавлен на лом во время войны.

– А как насчет негра? – настойчиво продолжал расспросы Дейл.

Худощавый человек тонко улыбнулся. Дейл знал слово «свысока» и подумал, что, пожалуй, оно тут больше всего уместно.