Лето с чужими

— С первого взгляда по твоему лицу понял, что не без ложки дегтя.

А точнее говоря — в тот момент, когда он, входя, посмотрел в мою сторону. Выражение его лица поменялось именно после взгляда на меня.

— Возможно, это... — смущенно улыбнулся он.

— Что — «ЭТО»?

— ... излишнее беспокойство. Ты только не обижайся.

— Ты про меня, что ли?

— С тобой... все в порядке... в смысле здоровья?

— Ты к чему?

— У продюсера то и дело на спине выступает холодный пот, как бы чего не случилось.

— Да вроде все.

— Выходит, из-за света…

— Цвет лица?

— Показался нездоровым. Как бы тебе сказать? Случись что с автором сценария, мне крышка. Так что береги себя, пока не закончим работу.

Еще какое-то время мы побалагурили, а потом расстались.

Шагая по улицам, я пытался рассматривать себя в витринах магазинов, но цвета лица разобрать не смог. Я не ощущал себя уставшим.

Вчера вечером, поужинав у родителей, я вернулся домой и в одиннадцать лег спать. На следующее утро с девяти взялся вычитывать первую часть сценария и управился за полтора часа.

«Так, только не забивай себе этим голову», — подумал я. Только — как?

Родители — из потустороннего мира. Вполне возможно, что встречи с ними отнимают жизненную силу. Сколько об этом написано книг, сколько ходит легенд...

Когда перед выходом из дому я брился, лицо не казалось мне бледным. Ну, сошел румянец, что в этом странного?

Да, я хотел посмотреть в зеркало, чтобы убедиться, но, по-моему, страха при этом не было. Наоборот, чувствовалось какое-то странное спокойствие. Сдается мне, чтобы появиться передо мной в таком виде, они за своими беспечностью и спокойствием должны были скрывать какую-то невообразимую жертву. Что поделать, если мне придется отплатить им за это частью своей жизненной энергии. Казалось, мне от этого станет легче на душе. От бледности на лице хотелось успокоиться. Ибо продолжайся все так же — я окажусь у них в неоплатном долгу.

Пришел на память ресторанчик индийской кухни, куда я, бывало, заходил. Там рядом с кассой висело огромное зеркало.

Хоть еще рано, поужинаю там и вернусь домой. Показ начнется со второй недели октября. Выходит, за август мне желательно написать еще три серии. По одной в пять дней. Ого, предстоит закатать рукава. Я ухмыльнулся. В такой ситуации каждая капля энергии на счету.

Зеркало в индийском ресторане показало — лицо ничуть не бледное.

— Какой ты бледный, — сказала Кей, едва зашла ко мне в десятом часу вечера.

— Да где же?

Фраза Кей несколько меня смутила. Вернувшись домой, я посмотрелся в зеркало еще раз. Кто ее просил об этом говорить?

— Брось издеваться... Я сам переживаю. — Я зашел в ванную и при свете двух стоваттных лампочек еще раз посмотрел на себя. — Согласен, годы свое берут, но не настолько, чтобы об этом говорить.

Откуда ни возьмись, рядом оказалась Кей. В зеркале мы стояли рядом и смотрели друг на друга.

— Ну, есть под глазами мешки, но они и раньше были. Для сорокавосьмилетнего городского жителя у меня нормальный цвет лица.

— Ну-ну, — сказала Кей. — Вчера видела тебя. Когда ты возвращался домой.

— Я хотел посмотреть на твое окно.

— Но было темно?

— Подумал, еще не вернулась.

— Я часто смотрю из окна. Стыдно признаться. Доказательство одиночества.

— Могла бы окликнуть.

— Испугалась.

— Меня?

— Ты был такой бледный.

— Э-э, постой — да ты посмотри на мое отражение! Бледный, говоришь? Допустим, я не такой загорелый, как сёрфер. Но я всегда такой. Я ничуть не устал. И хватит обо мне беспокоиться. Перестань меня пугать.

— Выходит, — начала Кей, и в ее глазах загорелась убежденность, — выходит, тебе просто это не видно. Неужели ты не замечаешь, как осунулся?

— Где ты видишь? Осунулся... Сама полупрозрачная, — повысил я голос на отражение Кей в зеркале. — Чего я, по-твоему, не вижу? Смотри, вот — поднял правую руку и опустил, дотронулся до твоего плеча, левой рукой зажал нос и показал язык. Если даже видно не это, что я тогда сейчас вижу?

— Не паясничай. — Глаза Кей стали такими серьезными, что я опешил.

— Я не паясничаю, но и морочиться не хочу. Я сейчас полон энергии. И эта энергия требует тебя.

Я ее поцеловал. Она немного посопротивлялась, будто хотела что-то сказать, но тут же расслабилась. Затем отстранилась и спросила:

— Ничего не было? Странного?

— В смысле, смешного? — прекрасно ее понимая, спросил я. Подумал, что расскажи я ей о родителях, поймет все буквально, разволнуется, посчитает их за злых духов. Мне их не хотелось терять, вовсе не нужно их изгонять никуда.

— Так было или нет?

— Не было. Ничего такого на ум не приходит.

— Ведь врешь?

— С чего ты взяла?

— По глазам видно — ты врать не умеешь.

— Правильно, посмотрят на тебя таким взглядом — начнешь извиняться даже за то, что не врал.

— Не скрывай. Судя по всему, это очень серьезно. Я чувствую.

— Я рад.

— Не увиливай.

— Не думал, что ты будешь так за меня волноваться.

— А как еще? Или я неправа?

— В смысле?

Кей на мгновенье замялась, ее взгляд ненадолго разминулся с моим. Но глаза вновь загорелись, и она сказала:

— Я думала, ты мой любовник.

— Я тоже. Только...

— Что «только»?

— У меня так на это смотреть не получится.

— Почему?