Лето с чужими

— Я не говорю, что он такой. Я только сказал, что они почти все такие. Малодушные писаки.

Я с интересом наблюдал, как важничает отец, по годам — моложе меня. Но с другой стороны, я ощущал некую пустоту. Как бы ни говорил отец в своей манере, говорит он лишь то, что думаю я сам.

Живущие здесь родители — не те, прежние, а лишь плод моей фантазии. Настоящих мертвых родителей, как ни старайся, уже не воскресить. Нужно прекратить этот онанизм. А с другой стороны, видя перед собой не иллюзию — живое, я задавался вопросом: «С чего ты взял, что они — плод твоей фантазии? »

— Отец, — сказал я, — дай-ка я пожму тебе руку.

— Пожмешь руку?

— И тебе, мама.

— Что, уходишь? Уже?

— Давай поужинаем.

В самом деле. Признаться, их слова звучали щемяще.

— Нет. Просто захотелось пожать вам руки.

— Запросто.

Отец подал руку, и я крепко ее пожал. Почувствовал ответную силу. Сам сжимать свою собственную руку я не мог.

— Держи пять, — сказала мама.

Маленькая рука — слегка шершавая, но при этом мягче, чем у отца.

Я попытался запомнить это прикосновение. Его нельзя было назвать иллюзией.

— Кстати, отец, — захотел я проверить еще одно не свое ощущение, — помнишь «цветочные карты»?

Я вспомнил, как родители доставали их, когда приходили гости.

— С чего это ты?

— Они остались, мам?

— Конечно. Правда, мы уже давно ими не играли.

— Научите меня, а?

Как играть, я не знал. Научит меня отец, я буду помнить правила игры и расставшись с ним, а значит, никакой он не «плод».

— Вот так-так!.. Писатель, а не знает, как играть в карты?

— Раньше увлекался маджаном...

— Во что — в «кои-кои»?

— Все равно. В «хати-хати»[14] играют втроем.

— А говоришь, не знаешь.

— Только это и знаю.

— Может, в составление цветов? — предложила мать.

Я понятия не имел, что это такое.

— Научите.

Если смогут научить, значит, и отец, и мать — однозначно не я сам. Иллюзией их уже не назовешь. Они, без сомнения, настоящие.

Мать принесла карты, отец вытащил их из коробки и начал эффектно тасовать.

— Ну, поехали. Что карты — это месяцы, знаешь?

— Месяцы?

— Как ему объяснять? Он даже этого не знает. Это... Нет, не так... — Отец навалился на край подноса.

Закачалась и чуть не упала бутылка пива, я едва успел ее схватить. Мать отодвинула поднос.

— Та самая игра — «составление цветов», — про которую говорила мать, еще называется «дурацкие цветы». В нее могут играть даже дураки. Ну что?

И, усевшись на татами, молодой отец со знанием дела начал увлеченно объяснять.

Глава 9

Вечером следующего дня я дожидался в кафе на Сибуя продюсера. Он зашел, и, увидев меня, изменился в лице.

Но тут же натянул улыбку. «Интересно, в чем дело, подумал я. — Неужели в сериале? »

Начало мне удалось неплохо. Написал я его быстро, а когда перечитывал, почти ничего менять не пришлось. Получилось как-то чересчур хорошо. В такие минуты непременно что-нибудь случается.

— Да, ты шустрый.

Продюсер заказал молоко со льдом и вытер пот полотенцем, которое принесла официантка.

— Я сейчас просто в хорошей форме.

— Это хорошо.

Не глядя на меня, он достал из легкого кожаного портфеля большой коричневый конверт.

— Эх, забыл сказать тебе печать принести.

— Что-что?

Прежде чем сдавать рукопись, обычно выполняют некие формальности.

Он достал из конверта мой с ним контракт.

— Дело в шляпе. Кроме суммы гонорара все остальное — одной формы. Печать в трех местах. Где обведено карандашом.

— Неужели решилось?

— Решилось, решилось. Спонсоры все как один дали добро. Со второй недели октября — эфир. В первую — пилот. Вчера смотался на день в Осаку в одну фармацевтическую фирму, вернулся и тут же помчался к пяти в косметическую. Сегодня в десять был у автостроителей. Где это видано, чтобы продюсер всем этим занимался? Нынче как? Посылаешь кого-нибудь из коммерческого отдела, а добро дают только после того, как убедишь сам. Нет сил. Извини, что не сообщил тебе сразу, просто замотался. График напряженный — в начале сентября начнем с натурных съемок. Теперь дело за тобой.

— Прекрасно. Просмотрю. Если что — позвоню.

— Хорошо.

Принесли молоко со льдом.

Выходит, что никаких проблем пока и нет. Хотя, пожалуй, очередь до них еще дойдет.

— Дело в том, что актриса на главную роль — в положении на третьем месяце. Кто отец — неизвестно, но она собирается рожать. Три месяца на съемки. На шестом живот будет видно. Разумеется, можно скрыть одеждой, но желательно, чтобы она не попадала в теннисные сцены. Представить себе не могу, что будут говорить о матери-одиночке. Хорошо, если это как-нибудь пойдет на пользу делу. А вдруг наоборот? Менять актеров уже проблематично, но если и делать, то сейчас. Порой такая ересь в голову взбредет, но лучше быть готовым к самому худшему Кстати, — сказал он, будто что-то вспомнив. «Вот, началось!» — подумал я. — Ничего не хочешь мне рассказать по первой серии?

— Все рассказал, пока собирал материал.

— Верно.

— Сначала прочти.

— Что, так уверен в себе?

И все же он что-то хотел мне сказать. Плавающий взгляд — значит, что-то обдумывает.

— Это ты ничего не хочешь мне сказать? — искривил я улыбку.

— Что?

— Какие-то проблемы, говорю?

— С чего ты взял?