Лето с Гомером

Прилагательные и сравнения! Школьные учителя учат нас не слишком использовать эпитеты и не злоупотреблять сравнениями. «Это утяжеляет слог!» — говорят они, возвращая нам наши испещренные красной ручкой работы. Читали ли они вот это описание колоссальной мобилизации ахейской армии на троянской равнине:

Словно огонь истребительный, вспыхнув на горных вершинах,
Лес беспредельный палит и далёко заревом светит, —
Так, при движении воинств, от пышной их меди чудесной
Блеск лучезарный кругом восходил по эфиру до неба.
Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи,
Диких гусей, журавлей иль стада лебедей долговыйных
В злачном Азийском лугу, при Каистре широкотекущем,
Вьются туда и сюда и плесканием крыл веселятся,
С криком садятся противу сидящих и луг оглашают, —
Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей,
С шумом неслися на луг Скамандрийский; весь дол под толпами
Страшно кругом застонал под ногами и коней и воев.

(«Илиада», II, 455–466)

Гомер добавляет к потоку слов образы природы. Элегические аналогии помогают поэту прерывать нарративную напряженность. Они указывают нам на то, что мир — звери, люди, боги — вовлечен в единый ритм сложной и опасной авантюры. Нам открывается красота языческого откровения: все связано и едино в многообразии живущего. Ни рассудок, ни душа древнего грека никогда не смогли бы заявить, что бог может быть един и не являться частью своего творения.

Аналогии у Гомера имеют четыре разные природы. Они относятся к животным, растениям, метеорологическим явлениям и пасторальным сценам. Элегии отражают человеческие поступки.

Иногда космические явления могут символизировать царящий в мире порядок. Этот порядок может быть гармоничным, жестоким, трагическим, в высшей степени совершенным, а порой и обращенным в хаос:

Словно земля, отягченная бурями, черная стонет
В мрачную осень, как быстрые воды с небес проливает
Зевс раздраженный, когда на преступных людей негодует,
Кои на сонмах насильственно суд совершают неправый,
Правду гонят и божией кары отнюдь не страшатся:
Все на земле сих людей наводняются быстрые реки,
Многие нависи скал отторгают разливные воды,
Даже до моря пурпурного с шумом ужасным несутся,
Прядая с гор, и кругом разоряют дела человека, —
С шумом и стоном подобным бежали троянские кони.

(«Илиада», XVI, 384–393)

Красота этих образов, их отточенность показывают, что Гомер, хоть и был слепым, должен был быть чутким наблюдателем природы, искателем наслаждений, любителем ступать по земле и спать под открытым небом. Несомненно, он любил плавать по морю, ловить рыбу, ночевать где-то в холмах, напиваться под звездным небом и вдыхать запах собранных зерен. Он видел, как ястреб гонится за горлицей, как перехлестывает через борт корабля возмущенное море и как в золотистом свете наступающих сумерек возвращаются домой овцы.

Если бы все это было не так, все эти описания не были бы так верны. Можно изображать из себя фотографа, но не элегического поэта. Воображение просто так не заработает.

Обилие зверей и растений в поэмах дает Гомеру возможность выстроить вертикальную иерархию нашего мира.

Сверху находятся боги, внизу — звери. А между ними — целый мир, в котором делят свои места люди, герои и чудовища. Иногда человек уподобляется зверю, и Гомер сравнивает его со зверем как раз для того, чтобы показать его жестокость. Вот как Аполлон говорит об Ахиллесе:

Мужу, который из мыслей изгнал справедливость, от сердца
Всякую жалость отверг и, как лев, о свирепствах лишь мыслит.

(«Илиада», XXIV, 40–41)