Читаем Лето столетия полностью

Последняя фотография мирного времени – учебная тревога. Красноармеец стоит посреди поля, пустив сигнальную ракету в воздух. Свет от ракеты поднял все части в округе, никто ещё не знал, учения это или всё по-настоящему. Кому-то хотелось одного, кому-то – другого. Виктор тогда ещё не помнил, хотел ли он мира или пепла войны. В любом случае он получил представление и об одном, и о другом.

Этого никогда не было

Этого никогда не было. Официально Советская Россия тогда не вела войны с Японской империей. Мы были на грани войны, на самом её крае… когда Зорге слал данные из Токио, мы были к войне так близко, как только можно, фактически занесли ногу над пропастью. Виктор же, как и другие красноармейцы отдельной 45-й Дальневосточной механизированной дивизии, прекрасно знал, что мы эту тонкую грань перешли. Он видел, как это произошло. Он участвовал в этом.

Пограничные инциденты тянулись весь год. Атакующей стороной всегда были военнослужащие Японии, замаскированные под маньчжурских националистов. Токио всё отрицал, как и следовало ожидать, дело не доходило даже до нот протеста. Советский Союз молчаливо сносил эти весьма болезненные уколы, но не хотел злить могущественного островного соседа, превратившегося в настоящего монстра. Так шли месяцы напряжённого ожидания, потому что не было до конца ясно, планирует ли Япония осуществлять полномасштабную интервенцию, как это было в начале 1920-х, когда надписи во Владивостоке были продублированы на японском языке по распоряжению оккупационного режима.

Учебка трещала. Семёнов трижды срывал голос, отдавая команды. Красноармейцы уставали, но старались не подавать виду. Войны пока не было, но всё шло к ней. Шинели стирались от постоянного ползания по-пластунски, японцы и маньчжуры слышали выстрелы в районе учений. Но японская разведка знала стопроцентно, что Советский Союз к войне на Дальнем Востоке пока не готов.

Генерал Мацумито смотрел в бинокль на степные просторы обеих Монголий, которые должен был объединить флаг Страны восходящего солнца. Генерал медленно и очень по-европейски жевал табак. На завтра он ничего особенного не запланировал.

Просто Япония напала на следующий день.

Рота, подъём!

– Рота, подъём!

Привычные десять секунд прошли как по маслу. Виктор быстро посмотрел на часы. – За мной, бегом марш!

Привычный маршрут – каптёрка, роспись, оружейная. – На линию 14-Б, бегом марш! Три минуты на перекур. Лошадь готова.

– Товарищи красноармейцы, боевая тревога! По ко-о-о-ням! – надрывно прозвучала команда. И конница понеслась.

То, что впереди есть люди, авангард понял не сразу. Пограничники бежали навстречу, когда Семёнов скакал во главе передовой роты, за ним – несколько десятков его бойцов. Имени товарища Фрунзе Отдельная Дальневосточная дивизия шла на юг широким фронтом.

– Пограничники! – громко прокричал старшина, но реакции со стороны командира не последовало.

Лёха Смирный, бравый молодец в будёновке, взял влево к Семёнову и на скаку повторил:

– Бегут к нам, товарищ комроты!

– Продолжать наступление! – Семёнов знал то, чего не знали солдаты. Шифрограмма поступила всего полчаса назад, короткая, но вполне доходчивая.

– Так затопчем…

– Марш-марш! – громче крикнул Семёнов и ушёл левее.

В голове Лёхи начала сформировываться страшная мысль. Вторая его мысль была об ордене, который он будет носить. Он поскакал в строй.

До столкновения было не более трёх минут, когда солдаты услышали выстрелы – артиллерийский дивизион, приданный дивизии на прошлой неделе, начал артподготовку. Танковые части шли по флангам, а кавалерия, в лучших традициях Гражданской войны, вела наступление по центру фронта. Вторую роту вёл в бой Семёнов.

Лошади и люди выдыхали морозный пар, скача по голой степи навстречу неотвратимому. Участок наступления японской армии был широким, но наступление шло медленнее, чем было запланировано. К моменту соприкосновения войск 2-й фронт Маньчжурского корпуса продвинулся только на три километра вглубь советской территории и отставал на два часа от чёткого японского графика.

Конечно, Япония была сама виновата. Увязнув в континентальной войне со слабым, казалось, Китаем, готовя силы для всей Юго-Восточной Азии, ввязываться в войну с огромной европейской державой, даже не перевооружившись как следует, было опрометчиво. Это понимали в имперском МИД Японии, но почему-то не понимали в Генеральном штабе в Токио. Поэтому войны с Россией не было. Но война была. Спросите у Лёхи Смирного. Или у Семёнова.

Из-за недостатка авиации на Северном фронте не была должным образом проведена подготовка наступления, это позднее учтут немецкие военные специалисты, изучавшие опыт маньчжурского провала Японии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Божий дар
Божий дар

Впервые в творческом дуэте объединились самая знаковая писательница современности Татьяна Устинова и самый известный адвокат Павел Астахов. Роман, вышедший из-под их пера, поражает достоверностью деталей и пронзительностью образа главной героини — судьи Лены Кузнецовой. Каждая книга будет посвящена остросоциальной теме. Первый роман цикла «Я — судья» — о самом животрепещущем и наболевшем: о незащищенности и хрупкости жизни и судьбы ребенка. Судья Кузнецова ведет параллельно два дела: первое — о правах на ребенка, выношенного суррогатной матерью, второе — о лишении родительских прав. В обоих случаях решения, которые предстоит принять, дадутся ей очень нелегко…

Александр Иванович Вовк , Николай Петрович Кокухин , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза / Религия