Лето столетия

Муж Марьи Иосифовны считался без вести пропавшим на полях сражений Империалистической войны. Злые козодоевские языки поговаривали, что эта война и послужила причиной появления волшебной коровы, но наверняка, как было уже сказано, не знал никто. Из того, что её муж, как считалось, погиб в борьбе с германцами, можно было бы сделать вывод, что он-то оказался дальше Вершков, как минимум в Москве. Но на этом он не остановился.

Так уж вышло, что муж Марьи Иосифовны был зачислен в экспедиционный корпус для отправки на Западный фронт в помощь французскому правительству. Муж Марьи Иосифовны после Москвы видел и Самару, Уфу, Красноярск, и далее – на Восток, в составе экспедиционного корпуса, – Иркутск, Верхнеудинск. Затем он близко столкнулся с иностранцами в Харбине, поглядел на бескрайние морские просторы (впервые в жизни) в Дайрене, чуть вместе со всей ротой не отравился до смерти в Сайгоне. Катался на живых слонах на Цейлоне, помирал от жары в Адене, ждал очереди для французских транспортников перед Суэцким каналом и наконец вступил на землю в знаменитом Марселе, где подхватил гонорею от портовой проститутки Жаклин.

После этого корпус был переброшен на фронт, но муж Марьи Иосифовны ни разу не ходил в атаку (до него не дошла строевая очередь, так как он попал в госпиталь) и уже через несколько месяцев был снова переброшен в Грецию. Там ему воевать тоже не пришлось, потому что как раз к тому времени, как полк перебросили в Грецию, пандемический характер приобрели братания между солдатами Антанты и Четверного союза, офицеры не знали, как с этим бороться, а мужу Марьи Иосифовны очень нравилось обниматься с болгарскими братушками.

Он говорил, что понимает, «чего они там несут». Через восемь месяцев он и ещё с десяток солдат дезертировали. Больше их никто не видел. Интересный факт: в тот момент, когда Марья Иосифовна уговаривала Виктора покупать у неё по утрам молоко, её муж в Амстердаме наивыгоднейшим для себя образом сбывал поддельные гульдены в крупных суммах небольшой группе американских поэтов, окончательно решившихся перебраться в Европу. Русский к тому моменту он почти забыл.

Не буду

– Не буду, Марья Иосифовна, и не просите!

– Ну, солдатик, да ты же попробуй только…

– Марья Иосифовна! – Виктор встал. – Послушайте, я слышал, на этой неделе прибывает много дачников в Вершки. Может быть, к ним обратитесь? Городские из Москвы очень любят парное молоко. Я-то в деревне вырос.

– Ой ли? – Взгляд Марьи Иосифовны был более чем недоверчив. Она не верила ни тому, что никак не хотевший покупать молоко Семёнов из деревни, ни особенно тому, что скоро у неё появятся потенциальные покупатели.

– Точно-точно. И если сегодня-завтра никто из Москвы не приедет, я сам куплю у вас молоко!

Семёнов рисковал, делая такие опрометчивые заявления, но рекламная кампания (точнее, атака) старушки становилась невыносимой.

Ликующим взглядом Марья Иосифовна посмотрела на красноармейца:

– Вот это правильно, солдатик! Молодец!

Счастливая обладательница коровы слегка поклонилась и быстро ретировалась. «На станцию», – подумал Виктор, и, конечно, был прав. Он опять остался один.

Он провёл рукой по лицу, почувствовал грубую двухдневную щетину и пошёл бриться. Бритва его, как всегда, была уже наточена. Когда Семёнов вышел из дома, было уже пять часов, но голова проходить не собиралась. Чтобы как-то размять мышцы, он решил прогуляться по территории товарищества. Он потянулся на крылечке (весьма условном) собственной дачи и спустился в проулок. Боль в голове заставила его обещать, что он будет пытаться выдерживать режим. Неужели армейская дисциплина ничему его не научила?

Разыгрывалась самая настоящая драма

Разыгрывалась самая настоящая драма. Когда капитан выходил в чёрных юфтевых сапогах на центральную Соломенную улицу Вершков, в этот самый момент в домике номер 4 по той же улице разворачивалась даже не драма, а самая настоящая трагедия…