Лето страха

— Вильям Фредерик Инг, — начал Пэриш, — белый, тридцати девяти лет, рост шесть футов два дюйма. Проживает в районе мыса Дана, хотя это сведения четырехлетней давности, и патруль уже доложил: никто в этом районе даже не слышал о нем. С детства болен эпилепсией, в зрелом возрасте — алкоголизмом, и у него имеются некоторые... э... семейные проблемы. Список преступлений кажется не совсем точным, пока не соберешь их все вместе и не оценишь с точки зрения временной перспективы. Если добавить еще тот факт, что за последние дни он убил восемь человек, то его послужной список можно прочитать: «Как создать пособие для убийцы».

— Не цитируй эти его слова, — предупредила меня Карен.

Слушая Пэриша, я просматривал лежащие передо мной бумаги. Первое знакомство Инга с системой исправления малолетних правонарушителей состоялось четырнадцатого июля 1966 года, когда ему было двенадцать лет, — в связи с «охотой» за двумя девочками, в которых он стрелял из малокалиберной винтовки. Дело происходило в летнем лагере для подростков. По непонятным причинам девочки пытались спрятаться от него в стеклянной телефонной будке. Огнем своей винтовки Инг целый час держал их там, до тех пор пока один из старших парней не схватил его за шиворот, не двинул ему как следует и не разбил винтовку. Ремонт изрешеченной телефонной будки обошелся матери Инга в восемьдесят девять долларов. Девочки, правда, не пострадали. Их родители не стали сообщать о случившемся. Билли был вызван на совет в палату по делам малолетних преступников, и... с него сняли все обвинения.

Спустя год, в начале июля, он снова дал о себе знать — когда соседи в его поселке, Санта-Ана, забросали полицию заявлениями о том, что исчезают их домашние животные, и прямо указали на «сумасшедшего Билли» как на главного подозреваемого. Билли категорически отвергал все их обвинения, утверждал, что о пропавших животных ничего не знает. Через месяц в неглубоких могилах, выкопанных около апельсиновой рощи, обнаружили обезглавленные трупы трех собак и шести кошек. Чуть позже полиция нашла и головы, «грубо законсервированные в бензине и начиненные газетами», — в самодельной пристройке под мостом, в канаве, вырытой на случай наводнения. В той же пристройке были найдены тиски, укрепленные на обломке фанеры, ручная пила с оставшимися на ней следами крови, две банки с едой — одна для собак, другая для кошек — и окровавленная бейсбольная бита с маркировкой команды «Луисвилл слаггер». Полицейским так и не удалось найти улики, подтверждающие, что это логово принадлежит именно Билли, хотя канава проходила сразу за его домом и в ней же, тянущейся к апельсиновой роще, были обнаружены тела животных. После состоявшегося разговора с Ингом и сноса постройки домашние животные больше не исчезали.

— Похоже, он активизируется именно в это время года, — заметил я. — Взгляните на даты.

— Как гремучая змея, — сказал Пэриш, смущенно отвернувшись от грустного лица Мэри Инг.

— Он всегда любил теплую погоду, — пробормотала женщина.

И вдруг что-то ударило меня — так ведь Инг оставляет нам свое имя на местах всех совершенных им преступлений.

— "Допинг... смокинг... викинг... ринг..." Эти слова записаны на пленке Виннов. Везде «Инг».

— Правильно. Рассел, — сказал Эрик. — Психическое воздействие на противника. Скажите, миссис Инг, Билли любил надувать, ну, обманывать людей?

Мэри взглянула на Вальда своими воспаленными глазами.

— Даже и не знаю, мистер Вальд, любил ли. Но он... был... ну... он был... я бы назвала его прирожденным лжецом. Врал по любому поводу и без повода, просто так. Нравилось ли ему это? Не знаю. Билли вообще почти никогда не... выражал своих эмоций.

Я взглянул на один из глянцевых снимков, сделанных с видеокассеты. Бородатое лицо Инга, с торчащими волосами, вселяет в человека страх именно потому, что оно лишено даже самого слабого намека на страх собственный. Спрятанные под низко нависшими бровями, его глаза выражают лишь твердую решимость, наглость, хитрость. Я также разглядел в нем еще одну характерную особенность — чувство превосходства и явное высокомерие. На меня смотрело лицо человека, определенно гордящегося ужасом, который он собой олицетворяет, и специально всю жизнь работающего над тем, чтобы вызывать в людях этот ужас.

— До восемнадцати лет каждое лето у него возникали различные проблемы с полицией и с правоохранительными органами, занимающимися делами подростков, — продолжал Пэриш. — В восемнадцать лет он бросил школу и устроился на работу — кем-то вроде сторожа при ветеринарной лечебнице с правом проживания в ней.

— Отлично, — сказал Вальд. — В тот период он жаждал накопления...

— Накопления чего? — спросил Пэриш.

— Ненависти, направленной на беспомощных животных. Он пытался отыскать способ сосуществования с этой ненавистью, пытался научиться управлять ею. Если бы он смог сделать животных частью своей жизни... хотя бы на поверхностном уровне!.. — это стало бы для него своего рода началом...

— Может быть, так. А может быть, он просто подыскивал себе новые жертвы для убийства, — упрямо сказал Пэриш.