Лето Святого Мартина. Шкура льва.

Из внутреннего холла слуга проводил мистера Кэрилла по вестибюлю в комнату справа, оказавшуюся библиотекой и привычным убежищем его светлости. Это была просторная комната с колоннами, богато отделанная дамасским шелком и прекрасно меблированная; высокие двухстворчатые окна открывались на террасу, располагавшуюся над садом.

За спинами вошедших раздался быстрый шелест юбок, и мистер Кэрилл с поклоном отступил в сторону, пропуская высокую даму, проплывшую мимо него и удостоившую его не большим вниманием, чем одного из своих многочисленных слуг. Дама была средних лет, с орлиными чертами лица и выпиравшим подбородком, квадратным, как башмак. Ее бледные щеки были нарумянены до чахоточного оттенка, голову венчал чудовищный убор, как у какой-нибудь лошади на параде лорд-мэра, платье, представлявшее собой смесь экстравагантности и абсурда, заканчивалось юбкой с невообразимым кринолином.

Дама вплыла в комнату, как вступающий в бой линейный корабль, и еще с порога дала первый залп по мисс Уинтроп.

— Вот так-так! — пронзительно закричала она. — Ты вернулась! И зачем ты вернулась? Я что, должна жить в одном доме с тобой, ты, бесстыдница, думавшая о своей репутации не больше, чем последняя судомойка!

Гортензия подняла негодующие глаза, сверкавшие на побледневшем лице. Ее губы были плотно сжаты в решимости не отвечать на оскорбительные выпады.

Мистер Кэрилл почти не сомневался, что вошедшая дама — настоящий дракон в юбке.

— Любовь моя… дорогая… — начал было граф елейным тоном, делая шаг вперед и желая как-то отвлечь внимание графини, он махнул рукой в направлении мистера Кэрилла. — Позвольте мне представить…

— Разве я разговаривала с вами? — Она повернулась, готовясь бомбардировать супруга. — Разве вы и так недостаточно навредили? Будь у вас хоть немного мозгов… уважай вы меня, как подобает мужу… вы же оставили все как есть и предоставили ее самой себе.

— У меня был долг по отношению к ее отцу, что касается…

— А как насчет вашего долга по отношению ко мне? — распалялась леди Остермор, злобно сощурив глаза. Более всего в тот момент она уже напоминала мистеру Кэриллу стервятника. — Вы забыли об этом? Или вы не задумываетесь о приличиях и не уважаете собственную жену?

Ее резкий голос эхом пронесся по дому, собрав в холле небольшую группку разинувших рты слуг. Щадя мисс Уинтроп, мистер Кэрилл взял на себя процедуру закрыть дверь. Графиня повернулась на звук.

— Кто это? — спросила она, обмеривая элегантную фигуру злобным взглядом. Мистер Кэрилл же инстинктивно ощутил, что миледи оказала ему честь, сразу же его невзлюбив.

— Это джентльмен, который… который… — Его светлость решил, видимо, что лучше не распространяться об обстоятельствах их знакомства, и поспешил перевести разговор в другое русло. — Я собирался представить его, дорогая. Это мистер Кэрилл, мистер Жюстен Кэрилл. А это, сэр, миледи Остермор.

Мистер Кэрилл отвесил ей глубокий поклон. Ее светлость в ответ фыркнула.

— Это ваш родственник, милорд? — В презрительном тоне, каким был задан этот вопрос, содержался намек, больно ранивший мистера Кэрилла. Подразумевавшееся ею в беспричинной оскорбительной насмешке являлось не чем иным, как истинной и ужасной правдой.

— Какой-то дальний родственник, очевидно, — объяснил граф. — До вчерашнего дня я не имел чести быть с ним знакомым. Мистер Кэрилл из Франции.

— Тогда вы, несомненно, станете якобитом, — были ее первые, обращенные к гостю бескомпромиссные слова.

Мистер Кэрилл отвесил леди еще один поклон.

— Если это произойдет, ваша светлость будет первой, кто об этом узнает, — ответил он с той раздражающей учтивостью, в которую облекал свои наиболее саркастические замечания.

Ее светлость округлила глаза. К такому тону она не привыкла.

— И какие же дела могут быть у вас с его светлостью?

— Дела его светлости, я полагаю, — ответил мистер Кэрилл тоном столь изысканной вежливости и почтительности, что слова, казалось, потеряли свою дерзость.

— А вы что скажете, сэр? — вопросила она требовательно, однако с дрожью в голосе.

— Дорогая! — поспешно вставил лорд Остермор, побагровев своим и без того красным лицом. — Да будет вам известно, что мы находимся в неоплатном долгу у мистера Кэрилла. Это он спас Гортензию.

— Спас шлюху, так, что ли? И от чего, скажите на милость?

Гортензия поднялась, побледнев от гнева, и обратилась к своему опекуну:

— Милорд, я не останусь, чтобы выслушивать о себе подобное. Позвольте мне уйти. Как может ее светлость говорить мне в лицо такие вещи, да еще при посторонних!

— При посторонних! — возопила графиня. — Надо же! Тебя так заботит то, что услышит о тебе этот господин? Да о тебе из-за твоей милой проделки скоро будет судачить весь этот распутный город!

— Сильвия! — Его светлость попытался снова утихомирить ее. — Немного спокойствия! Немного милосердия! Гортензия вела себя глупо. Она и сама так считает. Хотя, по правде говоря, винить надо не ее.

— А кого — меня?

— Любовь моя! Разве я это имел в виду?