Лето в Бучалках

И. Андрианова

Я происхожу из древнего и славного рода князей Голицыных, от жившего в четырнадцатом столетии великого князя Литовского Гедимина. Шестнадцать моих предков были боярами, двое фельдмаршалами, четырнадцать погибло на полях сражений, защищая свою родину от шведов, от турок, от французов, от немцев, но одновременно многие были владельцами имений и тысяч душ крепостных крестьян.

Есть народная мудрость, что каждый человек любит и никогда не забывает то место, где закопана его пуповина. Этим местом, моей родиной и является старинное, известное по документам с XVI века, село Бучалки Епифанского уезда Тульской губернии, где 1 марта 1909 года я родился.

О том своем далеком-далеком детстве, о совсем другой жизни, так не похожей на нынешнюю, я и хочу рассказать современным юным читателям. Ведь та жизнь — это кусок русской истории почти восьмидесятилетней давности.

Первые три года своей жизни я проводил в Бучалках и зиму, и лето, но те годы я помню смутно. А в 1912 году мой отец Михаил Владимирович поступил на службу в Московскую Городскую управу, сейчас такое учреждение называется Моссовет. А моих старших сестер и брата требовалось учить. Наша гувернантка Александра Николаевна Россет [Известная Александра Осиповна Россет-Смирнова, близкая знакомая Пушкина. Гоголя, Жуковского, приходилась сестрой деду Александры Николаевны Клементию. Но отец Александры Николаевны прокутил в карты все свое состояние, и ей пришлось пойти в гувернантки к разным «господам».] — иначе тетя Саша — едва-едва дотягивала их до четвертого класса гимназии. С того года зимой мы жили в Москве, а на лето ездили в Бучалки, с которыми была связана вся общественная деятельность и моего отца, и моей матери.

Прежде чем рассказывать о себе, хочу оговориться: своих родителей, как тогда полагалось в дворянских семьях, мы называли несколько на французский лад папá и мамá — с ударением на последнем слоге. Но теперь такое обращение давно позабыто, поэтому в дальнейшем я буду писать — мой отец и моя мать. А крестьянские дети называли своих родителей— тятька (тятя) и мамка. Много тогда слов и понятий было в русском языке, которые ныне исчезли или приобрели совсем другой смысл; время от времени я буду вставлять такие слова.

Итак, начинаю рассказывать.

Еще за несколько дней до поездки, когда майское солнышко вовсю начинало пригревать, мать приходила в нашу детскую и говорила моей младшей сестре Маше и мне:

— Скоро поедем в Бучалки.

Наша няня, которую мы, дети, называли Нясенька, начинала собирать разные пожитки, сестра Машенька и я отбирали игрушки, какие хотели взять с собой, нам хотелось забрать их как можно больше, а Нясенька нам говорила, что и так много вещей...

Тут я ненадолго прерву свой рассказ и постараюсь разъяснить, кто такие были няни в прежние годы.

Пушкинскую няню знают все, но, оказывается, няни были у многих деятелей искусства прошлого. И на них няни оказывали в детстве самое благотворное влияние. У писателя Гончарова, у композитора Чайковского было их даже по две.

Няни, преданные семье, безмерно любили своих питомцев, порой крепче, нежели их любили родители, служили в каждой более или менее состоятельной семье. Служили когда-то в дворянских семьях няни крепостные, позднее — бывшие крепостные, многие из них почему-либо не вышли замуж, привязались к барским детям и жили с ними десятки лет. После революции такие няни постоянно оставались со своими бывшими господами на правах любимых и уважаемых членов семьи и делили вместе со всеми невзгоды и радости.

Почему нашу няню звали Нясенька? Это я ее так прозвал — няня сестры Маши, отсюда Ня-си, иначе двухлетним я выговорить не мог, отсюда произошло Нясенька. А была у нас еще няня Буша, иначе Ня-бу, няня Большая. Она считалась моей няней, но когда мне минуло четыре года, ей стало трудно за мной ухаживать, она поступила в богадельню, по-нынешнему — дом для престарелых, а на лето приезжала к нам в Бучалки.

Возвращаюсь к своему рассказу. Весна 1912 года.

На нескольких извозчиках поехали мы на Павелецкий вокзал, моя мать, тетя Саша, Нясенька, няня Буша и я с сестрой Машей, а также новорожденная сестра Катенька. Старшие сестры Лина и Соня и брат Владимир оставались в Москве с гувернером и гувернанткой, они учились в гимназиях. Почему же поехали мы на нескольких извозчиках? Столько тогда брали вещей — пальто, теплой одежды, белья, обуви, ну и, конечно, игрушек! Чемодан был только один — тети Сашин из Швейцарии, несколько больших корзин, сплетенных из ивовых прутьев, сундук, разных размеров узлы, да еще была маленькая корзина с едой на дорогу.