Лето в пионерском галстуке

— Ну… только по секрету, ладно?

— Буду молчать как партизан.

— Маша Сидорова Ольге Леонидовне на тебя жаловалась, что худрука от работы отвлекаешь, а ты вон пианино настраи…

— Маша?! — выкрикнул опешивший Юрка. И добавил тише: — Ну Маша… Ну получишь у меня!

— Эй, ну только по секрету, ты же обещал!

— По секрету, Алёш, по секрету.

Подошло время завтрака. Первым делом Юрка бросился искать Машу, чтобы выпытать, почему она на него наговаривает. Но Маши нигде не было видно. ПУКи сидели вдвоём, без Ксюши. Юрка подошёл к ним, спросил:

— Вы не знаете, где Маша?

Ульяна кокетливо улыбнулась:

— А зачем тебе?

— Да вот хотел сообщить ей, что в спектакле она больше не участвует, аккомпанировать буду я!

— Во дела… — протянула Уля. — Посмотри в здании кружков. Они там с Ксюшей стенгазету рисуют к празднику.

Спонтанная идея напакостить Маше так понравилась Юрке, что он решил не искать её. Знал, что через сарафанное радио новость об исключении Маши из спектакля разнесётся быстро, Сидорова сама его найдёт. Надо только Володю предупредить…

Предупредив Володю и позавтракав, Юрка вернулся на площадь. Туда же явился и третий отряд во главе со своим вожатым. Они стали ждать музрука — был в лагере и такой специалист. Он отвечал за радио и концерты и должен был принимать у них номер. Юрка же уселся ждать завхоза Саныча. Тот явился довольный, радостно сообщил, что музрук настроит инструмент, и бодро отправился по своим завхозным делам. Музрук явился с аккордеоном, выслушал Юрку и потыкал по клавишам. Согласился и попросил подождать, пока не прогонят номер. Юрке скучать не дали — отправили помогать Алёше украшать сцену.

Июльская жара мариновала пионеров третьего отряда, они уныло тянули песню из кинофильма «Гостья из будущего»:

Слышу голос из прекрасного далёка,
Голос утренний в серебряной росе,
Слышу голос, и манящая дорога
Кружит голову, как в детстве карусель.

Под этот унылый аккомпанемент Юрка с лопоухим товарищем вешал тяжёлые синие шторы. Оба умаялись — тонкие петли то сваливались с крючков, то рвались, и приходилось пришивать их прямо на весу. Музрук не хотел отпускать подопечных, и они продолжали не петь, а стенать грустную детскую песню о счастливом будущем.

Юрка нет-нет, да отвлекался на неё. Он не особенно любил этот фильм, «Гостья» казалась ему слишком нудной, и если в первый раз смотреть было интересно, то во второй Юрка уже скучал. А посмотрел он все серии и не раз — дочка маминой подруги Тонька обожала этот фильм, но была ещё слишком мала, чтобы ходить в кино в одиночестве, и потому Юрка, мотивированный пятнадцатью копейками «на мороженое», исправно водил её на каждый сеанс. Он знал этот фильм едва ли не наизусть. Он знал и эту песню, но ни разу не вслушался и не вник в текст. А сейчас прислушался и загрустил — она напомнила ему о том, что время идёт, что скоро закончится эта смена и им с Володей придётся расстаться.

Ребята всё повторяли и повторяли последний куплет:

Я клянусь, что стану чище и добрее,
И в беде не брошу друга никогда,
Слышу голос и спешу на зов скорее
По дороге, на которой нет следа.

От сумасшедшего солнца плавилась даже тень, но по Юркиной спине пробежал холод: «По дороге, на которой нет следа», — мысленно повторил он. И понял вдруг, что эта песня жуткая! Что она совсем не про счастливое будущее, а про утрату понятного, доброго настоящего — детства. Юрка уже утомился, голова кружилась от голода, а в воображении развернулись бредовые картины: он увидел широкую серую дорогу, себя, Володю и каждого из присутствующих здесь. Они шли вперёд, не догадываясь, что этот путь — путь в никуда, что идут они не сами, их тянет влекущая в неизвестность чёрная дыра будущего, которая неизбежно поглотит и его, и Володю, и всех этих детей.

Он помотал головой и поспешил отвлечься:

— Осталось повесить всего одну шторину.

Юрке казалось, что они с Алёшей возятся бесконечно долго, а ребята всё поют и поют эту жуткую песню. Наконец горн позвал всех на обед.

Юрка ел без аппетита, всё смотрел в дальний конец столовой на своего Володю. Тот стоял спиной, как обычно в шортах, белой рубашке и красном галстуке. Юрке подумалось вдруг, что пройдёт всего ничего времени и Володя уже не будет их носить. Что Володя изменится и Юрка тоже изменится, они оба неизбежно повзрослеют. Он понял, что не хочет взрослеть, не хочет в это «далёко» и даже хуже — боится.

Меньше чем через неделю они расстанутся. Может быть, не навсегда, может быть, даже не на годы, а только на месяцы, но расстанутся. И каким Юрка увидит его следующим летом? Станет ли Володя выше ростом и шире в плечах? Реже или чаще будет улыбаться? Станет ли его взгляд строже или более усталым, чем сейчас, а может, наоборот, — мягче и добрее? Столько вопросов, и никто не сможет дать на них ответа.