Юрка возил ложкой в тарелке. Медленно, но послушно ел, только не понимал, что именно — не обращал внимания. В тарелке плавился большущий кусок масла, жёлтое пятно в чём-то пресном, белёсом. В левой руке точно крошился хлеб, рядом точно стоял стакан, но что остывало в нём, чай или какао, Юрка тоже не разобрал. Кто-то сидящий напротив пил — тогда и Юрка пил, ел — тогда и Юрка ел, не потому что хотел, а потому что кто-то сказал «надо».
Он встал с места, только когда весь пятый отряд во главе с обоими вожатыми вышел из столовой. Пока другие дежурные стирали со столов, Юрка таскал подносы с грязной посудой и думал, что будет делать дальше.
Зарядки, линейки, работа — всё это он переживёт, сегодня же пережил как-то. Но театр? У него слишком мелкая роль, с ней любой справится, тем более в ссоре с Володей Юрка там вообще не нужен. Может быть, Володя сжалится над ним и исключит его из труппы? Это было бы хорошо. Ведь тогда будет меньше встреч, меньше слов и меньше раскаяния. Может быть, Юрка даже научится жить так, чтобы вообще не попадаться ему на глаза? Может быть, привыкнет к тому, что его нет рядом? Володи в любом случае рядом не будет. Того Володи, каким он был с Юркой до вчерашнего вечера, — доброго, интересного, светлого, родного. Но ведь рано или поздно Юрке всё равно пришлось бы пережить эту разлуку. Рано или поздно ему пришлось бы его разлюбить.
Чтобы девчонки могли помыть пол, они поручили Юрке поставить стулья на столы. Покорно выполняя приказ, он раз от раза удивлялся, почему стулья такие тяжёлые, ведь ничего, имеющего большой вес, в них нет — одни только тонкие, будто фанерные, сиденья и алюминиевые ножки. Он быстро устал, но упорно продолжал поднимать один за другим — при столь нудной работе думалось очень хорошо.
Что он будет делать, когда они всё-таки встретятся и Володя спросит: «Почему ты это сделал?» Ведь он обязательно спросит, это же Володя.
Юрка взмолился неведомо кому: «Пусть он никогда не заговорит со мной! Пусть не подойдёт даже близко, пусть делает вид, что меня не существует, пусть даже в мою сторону не смотрит, только бы не спрашивал ни о чём!» Да, это было бы страшно. Да, это было бы настоящее горе, но Юрка сильный, он вынесет и презрение, и ненависть. В презрении и ненависти к Юрке они с Володей даже товарищи. Пусть хотя бы это останется последним общим.
Пусть произойдёт что угодно и как угодно, лишь бы не спрашивал. Но он спросит! Это же Володя! А что ответить на вполне разумный вопрос «Зачем?» Ну зачем он это сделал?
Юрка пошёл в центр зала, собираясь расставить там стулья — пол уже помыли. Протянул руки и вздрогнул — из-за спины раздался негромкий, до боли знакомый голос:
— Юра?
«Пришёл!» — Юрка уставился прямо перед собой, сердце ушло в пятки.
Просторный зал столовой с кафельной плиткой на полу, с простой, белой, невесомой мебелью, светлый и чистый, как операционная, мигом превратился в тёмный склеп. Чёрные стены покрылись трещинами, осели и медленно повалились на плечи.
— Юра, что с тобой происходит?
Подавленный, лишённый дара речи Юрка не мог ни пискнуть, ни вздохнуть, ни шелохнуться.
— Выйдем, надо поговорить.
Он положил руку Юрке на плечо и легонько встряхнул, но Юрка лишь молча вжал голову в плечи. Зато девчата ПУК, тоже дежурные в этот день по столовой, обступили их. Володя, так и не отпуская Юркиного плеча, говорил с ними и вроде бы даже улыбался, но Юрка чувствовал, как от раздражения подрагивает лежащая на его плече рука.
Кое-как отвязавшись от девчат, Володя прошипел сквозь зубы Юрке на ухо, и от холода в его голосе будто вздрогнул пол:
— Юра, я сказал — пошли!
Так и не дождавшись хоть какой-нибудь реакции, он сжал Юркину руку и потащил его из столовой.
Юрка не заметил, как оказался на улице. Белый вестибюль, скрипучая дверь и серая лестница быстрыми кадрами пролетели перед глазами, как, впрочем, и вся Юркина жизнь. Влажный утренний воздух коснулся его щёк, Юрка оказался на скамейке — Володя его усадил, а сам навис над ним огромной мрачной тенью.
— Объясни мне, что произошло вчера? Что всё это значит?
«Я поцеловал тебя. Видимо, потому, что влюбился», — силился ответить Юрка, мысленно повторяя, будто пробуя «влюбился» на вкус. Вкус ему не понравился — пресный и фальшивый, вот только другого объяснения дать не получалось. Тогда Юрка попытался ответить: «Ты мне нравишься» — но слова застряли в горле, он только и смог выдавить:
— Я не знаю.
— Как это ты можешь не знать? Это что, шутка такая была?
Юрка невольно вздрогнул. Он не мог поднять на Володю взгляда. Да что взгляда — голова оказалась такой тяжёлой, что непонятно, как не переломила шею. Юрка упрямо старался подобрать слова, он всеми силами искал ответ везде, шарил по серому асфальту взглядом — если в себе не нашёл, вдруг там отыщет?