– Нарвался хлопец, – сказал Попеленко извиняющимся тоном. – Пришел с оружием, а зараз у нас эта… чрезвычайная положения.
Он смолк, наткнувшись на взгляд Климаря.
За телегой шла дюжина девчат и баб. Первой шагала, пошатываясь, простоволосая Малашка. Она голосила, как только по любимому голосят. Подружки – Галка, Орина, Софа – односложно и протяжно вторили.
Дивчина бросила взгляд на лейтенанта и заголосила горячей:
– Это в тебя, что ль, лейтенант? – спросил забойщик мрачно.
– Она не товарища командира лично, – отозвался Попеленко. – То вообще!
– Кто он ей? – поинтересовался Иван.
– Никто. Его тут не знают. И сама Малашка не знает. «Порожний похорон».
– Она ж его по имени…
– Какое имя схотела, такое дала. Девок много, женихов нема и не будет. А Малашка переспелая. Выходит, вроде жених погиб, ей другой авторитет, а не то шо была не нужная. Оно и есть «порожний похорон»!
– Душевно провожает, як родного – вздохнул Попеленко.
– Молодой хлопец, жалко, – пробасил Климарь.
– Война, – Попеленко снова извинялся. – Тыщи гибнут.
– Тыщу не жалко. Одного жалко.
10
За Иваном и Климарем пристроился Васька Попеленко. Босой, в распахнутой, без пуговиц, рубахе, обтрепанных штанцах, он ежился на утренней прохладе. На ходу поглаживал Буркана.
– Чего вяжешься, шкет? – Климарь по-волчьи повернулся всем тяжелым туловом.
– Я, дяденька, за вами. Може, сальца нутряного, мамке борщу затолкти!
– Я тебе по шее натолку!
Васька отстал. Посмотрел на Климаря с недетской ненавистью.
…У плетня Кривендихи уже собрались те, для кого забой хряка событие. Дверь сарая была открыта. Парила у входа бадейка с кипятком. Два снопа свежей соломы уже раздергали на пуки. Доносились похрюкиванье борова, голос хозяйки. Буркан повизгивал, скулил, суетился: знал, к чему идет дело. Климарь хотел было привязать пса к забору, но не обнаружил веревки на шее.
– Вот зараза: двойной узел развязал.
Буркан увернулся от сапога. Забойщик, глядя на любопытствующих глухарчан, решил перекурить. «Катюша» у него была под стать самому: кремень в полкулака и обломок здорового рашпиля. Трут начал дымить от попавшей искры. Климарь раздул его, приложил к самокрутке, втянул первый дымок, пыхнул. Тарасовна, Мокеевна, Малясы смотрели так, будто впервые видели чудо раздувания огня.
– Шо я им, артист? – буркнул Климарь, но без всякого раздражения.
Притащил колоду. Воткнул топор. Дал Ивану ножи и оселок.
– Лейтенант, раз ты в помощниках, намантачь ножей! Как завалю, ты переднюю левую ему отставляй! Чтоб я в самую царь-жилу!
Иван, поплевав на лезвие, начал править острие. Краем глаза наблюдал, как у Варюси открывается калитка, и Гнат, с пустым мешком, пятясь и кланяясь, по своему обыкновению, отправляется в свой обычный поход в лес.
Варюся постояла на крыльце, глядя на собрание односельчан у двора Кривендихи. Размышляла.
Кривендиха, с пустым ведром, чуть не плача, вывалилась из сарая.
– Вот так, ростишь, ростишь, а потом под нож!
– А детей шо, на вечную жизнь рожаешь? – засмеялся Климарь.
Он набросил дужку ведра на руку, попробовал пальцем лезвия ножей.
– Добре намантачил, – сказал Ивану. – Ну, пошли…
В сарае было темновато. Боров издал визг предчувствия. Забегал. Горбыль загородки затрещал от его метания. Климарь, выполняя ритуал, позвякал ножами, лезвие о лезвие, как бы дообтачивая.
– Гляди, под руку не подвернись, лейтенант. А то вместо кабана тебе в царь-жилу попаду…
Размяв массивные плечи, он ударил забойником в стойку. Яшка заверещал так, будто острие вонзилось не в дерево, а в него. Климарь воткнул рядом второй нож. Посмотрел на лейтенанта, стараясь в полутьме оценить впечатление.
– Дверь закрой, а то еще выскочит! Правда, с моего удара не выскакивают.
11
Забой кабана, как некогда добыча мамонта. Появлялись новые зрители.
– От забойщик так забойщик – любого кнура завалит, хочь на двенадцать пуд, – заявила Попеленчиха, пришедшая с грудником на руках.
– Климарь в лесу живет. Слово звериное знает, – заметила Тарасовна.
– Господи, сколько ж грошей надо, шоб такого борова вырастить, – вздохнула Малясиха.