Лето волонтёра

– Нет, просто пригрозил искалечить, – ответил я и растерянно подумал, что ведь «корочка» у меня и впрямь есть. – А ты зачем нарывался на драку?

Пацан помолчал. Потом сказал:

– Тренирую характер.

– Ты вначале тело потренируй, а потом за характер берись, – посоветовал я.

– Что бы они мне сделали? Тут люди.

– Много к тебе людей подошло?

Подросток подумал, потом ухмыльнулся.

– Вы же подошли. Хорошие люди всегда есть.

– Балбес ты. – Я покачал головой. – Не нарывайся попусту. Они пьяны, а им много не надо, мозги-то крохотные.

Мы обменялись усмешками, потом я встал и пошел в тамбур. Лучше понаблюдать через стекло за дураками.

Но в соседнем вагоне их уже не было. Ушли подальше. Мы подъезжали к Киевскому вокзалу, я встал у дверей, глядя в замызганное стекло. Кроме меня, в тамбуре был только пожилой мужчина, стоявший в углу и тихонько куривший электронную сигарету, пряча ее в кулаке.

Стукнула дверь, подошел подросток, за которого я заступился. Сказал без предисловий:

– Извините, я соврал. Я вовсе не тренировал характер. Пытался понять, есть ли он вообще у меня.

Я посмотрел на него и позволил смыслу сработать. Покачал головой:

– Зря. Не надо проверять, достоин ли ты ее. Надо в это верить.

– Догадались? Но вы не понимаете, я…

– Понимаю. Не вмешался, сделал вид, что все в порядке, струсил… Ну так нагрубить в ответ хулиганам – не смелость, а глупость.

– Сейчас скажете, что надо идти заниматься единоборствами? Или в армию по контракту?

– А это всем по-разному. Может, тебе достаточно санитаром в больнице поработать, прежде чем в медицинский поступать.

Подросток нахмурился.

– Откуда вы знаете?

– От верблюда.

– Вы странный. – Он насупился, глядя на меня. – Мне показалось, что вы добрый.

– Нет, – ответил я задумчиво. – Я не добрый. Я просто не злой.

Поезд остановился, двери с мягким шипением разошлись.

Я вышел на перрон, оставив юнца маяться в его подростковом аду, когда легкая ссора с девчонкой, о которой он забудет через месяц, кажется концом света. Пошел к метро.

А ведь я правду сказал.

Я ему помог вовсе не потому, что добрый. Добрые люди, пережив мои приключения, ночами бы спать не смогли. А я спокоен и уверен, что поступал правильно. И когда рвал на части сумасшедших лавли, и убивая гвардейцев на Трисгарде, и обрекая на смерть людей на Ровиане.

Но я и не злой, честное слово! Злой, как мне кажется, совершает свои злодейства с удовольствием. У меня же никакой радости от этого не было.

Ну и что же я тогда за тварь?

Меня мягко взяли за рукав плаща у самого входа в метро.

– Максим?

Вначале я подумал, что меня нагнал нервный подросток, потом понял, что и голос совсем другой, и парню я не представился. Оказалось, что меня остановил грузный немолодой дядька, одетый в такие старомодные, узковатые ему пиджак и брюки, в такие невыразительные черные лакированные ботинки (при этом одежда и обувь выглядели совершенно не ношеными), словно он с трудом влез в свой свадебный наряд. Бывают такие люди, им одного костюма хватает на всю жизнь: в нем женятся, ходят на чужие свадьбы и похороны, выходят на пенсию, а потом ложатся в гроб.

– Да? – сказал я, отступая с прохода.

– Пойдемте со мной, – попросил мужчина. – С вами поговорить хотят.

На человека из ведомства Лихачева или Леонида Владимировича он никак не походил. Почти машинально я прочитал его.

В общем, почти неплохой человек. Почти честный. Почти любит жену и еще одну женщину. Все «почти», но так часто бывает.

Напуганный, но в меру. Чего-то совсем плохого не ждет. Наоборот, предвкушает что-то очень хорошее для себя. Но волнуется изрядно, на лбу пот проступает.

– Кто ждет? – спросил я.

– Вы его знаете, – уклончиво ответил мужчина. – Тут рядом, в машине.

– Идем, – согласился я.

В конце концов, чего мне-то бояться?

Во мне сидит Высший, а другой Высший намерен меня завтра прикончить.

Я молча пошел за мужчиной. Мы пересекли площадь Киевского вокзала, спустились на парковку торгового центра – не для посетителей, а на ту, где разгружаются магазины.

Припаркованная там машина оказалась небольшим рефрижератором с надписью «Дары далеких морей» по борту и рисунком, изображающим жизнерадостных омаров и рыб в лазоревой воде. Удивительная привычка у рекламщиков – на упаковках яиц рисовать счастливых куриц и пушистых цыплят, а на банках тушенки – довольных коров и овец…

Сам мужчина остановился в стороне, у кабины, кивнул мне на заднюю дверь рефрижератора. Я огляделся. Парковка была умеренно заполнена грузовичками и фургонами, обычно они приезжают по ночам. Из одного грузовика разгружали тюки туалетной бумаги и разовых полотенец, из другого здоровенные коробки с какой-то техникой.

Пожав плечами, я подошел к дверям рефрижератора. Они были чуть приоткрыты, я осторожно заглянул внутрь.

Темно.

И тепло.

Принюхался.

Тяжелый землисто-цветочный запах был мне хорошо знаком.

– Эй, дядька, – позвал я водителя. – Тут к тебе кто-то заполз и сдох.

– Нет, не должен, – серьезно ответил тот. – Сказал, что до вечера доживет.

– А потом? – уточнил я.

– Потом машину сожгу в лесу, – ответил водитель. Вытер пот со лба. – Он велел честно тебе отвечать.

– А сам-то?