Лето возмездия

Фукс повернулся и оперся о дверной косяк. Под его мышками виднелись большие пятна пота. Как никак он уже с семи утра был на службе и наверняка опять пробудет здесь до полуночи. Такова была работа начальника отдела.

- Насколько мне известно, они допрашивают врачей и санитаров психиатрической клиники.

Вот идиоты! Пуласки простонал.

- Пустая трата времени.

- Возможно, но это больше не твое дело.

- Они совершают ошибку.

- Уже не в первый раз. - Фукс поднял плечи. - А тебя-то это почему так заботит?

- За этим делом кроется нечто большее, - ответил Пуласки. - Я чувствую.

- Знаменитое шестое чувство Пуласки!

Это прозвучало издевательски, но вдруг Фукс посмотрел на него наморщив брови.

- Тебе неприятно это слышать, но если бы ты остался в управлении уголовной полиции, то смог бы вести расследование. Когда -то ты был там влиятельным человеком, но сейчас утратил свое значение, по крайней мере, в их глазах.

Да, черт возьми. "Старая песня". Он не имел ничего против парней из управления уголовной полиции, но почему расследование должны вести именно эти два неудачника? Как и все остальные, он часто закрывал глаза на то, что исчезали доказательства или что-то замалчивалось. Но на этот раз Пуласки не хотел этого допускать. Все-таки речь шла о молодых людях. Да разве они смогли бы что-нибудь предпринять против него, если бы он продолжил расследование на свой страх и риск? Перевести на новую должность? Куда? Он итак уже был на круглосуточной службе и полдня писал доклады. Хуже быть уже не могло.

Пуласки покосился на монитор.

Поиск завершен на девяносто девять процентов.

- Ты прав.

- Не забудь об отчете!

Фукс кивнул ему и исчез. В этот момент из монитора раздался писк. Поиск завершен. Одно попадание.

Пуласки вошел в систему бюро записи актов гражданского состояния с помощью нового кода подразделения и сделал запрос о смертях в психиатрической клинике Гёттингена за последние три месяца. Одно попадание! Свидетельство о смерти было выдано неделю назад.

Несмотря на жару в бюро, Пуласки печатал на клавиатуре холодными, онемевшими пальцами. Пациент - некий Себастиан Земмельшлэгер, покончил жизнь самоубийством. Согласно дате рождения ему было девятнадцать лет. Как Наташе и Мартину. Большего ему, с его компьютером и полномочиями, выяснить не удастся.

Пуласки взял трубку и позвонил в уголовную полицию Саксена. Он не собирался говорить с Готайником или Винтереггером. Еще было слишком рано. Но в Дрездене было достаточно других людей, которых он знал со времен своей службы главным комиссаром криминальной полиции и которые были ему обязаны.

Ожидая, когда ему перезвонят из Дрездена, Пуласки пил кофе и курил сигарету. В кухню он пошел в обход, чтобы не проходить мимо кабинета Фукса.

В кухне было темно. Пуласки прислонился лбом к окну и уставился на улицу внизу. Только что включилось уличное освещение, люди спешили с покупками домой. Он придет домой позже, чем планировал, как и вчера. Вобщем-то Фукс был прав. Зачем ему это дело? Лучше было бы пойти домой, пока еще были теплые вечера. Он пообещал Ясмин, что на этой неделе поедет с ней и соседской собакой Рексом на велосипеде в Йоханнапарк, чтобы поиграть с фрисби[8] . Но сегодня уже нет. Он должен был разобраться с этим делом. Пусть даже только для того, чтобы успокоить свою совесть.

Наконец, зазвонил его сотовый. Пуласки затушил сигарету.

Но это был не дрезденский номер, а телефон Майке. Она звонила из отделения патологии.

- Привет, мой дорогой. Как дела?

- Еще на службе? - спросил он. - Тебе дома заняться нечем?

- Ты же знаешь,"кромсать" — это мое хобби. А ты где?

- В участке.

Она засмеялась.

- Жалуешься на меня, а сам уже практически живешь в бюро.

Майке сделала паузу.

- Как долго?

- Самое большее четверть часа, - сказал он. Надеюсь!

- Сходим потом чего-нибудь выпить?

Этот вопрос не возникал уже давно, и Пуласки надеялся, что Майке сдалась. От университетской клиники до Димитроффштрассе было всего лишь пятнадцать минут пешком. Посещение пивной в конце рабочего дня напрашивалось само собой, тем не менее, они всего несколько раз ходили куда-то вместе. Никогда одни, всегда с коллегами. Когда она задавала ему этот вопрос, он почти всегда думал о Карин. Наверняка она бы хотела, чтобы после ее смерти он встречался с другими женщинами. В конце концов, он же не мог вечно сидеть дома и смотреть на ее фотографии, которые спрятал от дочери в ящике стола.

Однако на этот раз Пуласки подумал не о Карин, а о Соне Вилльхальм. С тех пор как он вчера впервые увидел эту женщину-терапевта, она не выходила у него из головы. "Руки прочь от бывшей жены прокурора Колера",- сказал он самому себе, но, несмотря на это, его мысли были постоянно о ней. Возможно это была еще одна причина, чтобы следить за расследованием смертей Наташи Зоммер и Мартина Хорнера? Чтобы не терять с ней связь? Его запутанные и двоякие чувства, противоречивые мотивы были бы просто находкой для психиатра.

- Нет, сегодня не получится, - сказал он, в конце концов. - Я хочу пойти домой, к дочери.

- Ах да, конечно.