Лето злых духов Убумэ

В самом начале романа Кёгокудо в пространной беседе с Сэкигути излагает свою теорию взаимодействия человека с окружающей действительностью, четко разделяя мир внутренний и мир внешний. Если внешний мир подчиняется физическим законам природы – иными словами, может быть познан с помощью физических, химических и других научных методов, то внутренний мир человека, его психика, а лучше сказать – его душа полностью игнорирует эти законы. Чтобы человек мог жить своей повседневной жизнью, его мозгу необходимо постоянно приводить эти два мира в соответствие друг с другом, регулируя поток информации, поступающий извне, и преобразуя его таким образом, чтобы он был понятен человеческой душе. Рациональный мозг и иррациональная душа разделены; их объединяет сознание, которое, по мнению Кёгокудо, является единственной областью их взаимодействия, «торговой зоной», подобной острову Дэдзима в период изоляции Японии от Запада. Внутренний и внешний миры ни в коем случае не должны смешиваться, – но что, если это все же в какой-то момент случается?

В душе – или в сердце – человека каждую секунду происходит множество событий, не подчиняющихся никаким правилам формальной логики; душа выдвигает мозгу подчас самые невероятные требования – например, отчаянно желая увидеть давно умершего человека, – и мозгу приходится выполнять эти требования. Например, искажая воспоминания или позволяя человеку увидеть призрака. И тогда не происходящие и не существующие в объективной реальности вещи приобретают для человека четкие очертания и формы, неотличимые от событий реального мира. «…призраки есть. Ты можешь увидеть их, дотронуться до них, услышать их голоса. Однако они не существуют. Вот почему наука не может их исследовать – но лишь на том основании, что науке они неподвластны, ошибочно полагать их выдумками нашего воображения. Потому что в действительности они все же есть».

Душа человека, ставшего жертвой несправедливости и жестокости, пострадавшего от непереносимой утраты, отказывается признавать реальность, требуя от мозга создать новую иллюзорную реальность, которую она сможет принять. Потустороннее, иллюзия, сон наяву становятся единственным способом примирить внутренний мир человека с невыносимой действительностью. Так возникает, собственно, одержимость, порождая призраков и мстительных духов – юрэй, которые, живя исключительно в сознании одержимого, тем не менее действуют в объективной – обыденной – реальности. Так существуют ли они? Да, несомненно, ведь преступления, совершаемые ими, в конечном счете становятся предметом расследования полиции. Больше того – будучи порождениями не физического, но духовного мира, они совершают преступления не от мира сего – иными словами, такие преступления невозможно раскрыть при помощи обычного расследования мотивов и обстоятельств происшествия, каким бы тщательным и логически выстроенным оно ни было. Преступления, совершенные мстительными призраками и злыми духами, требуют особого подхода, особой усложненной логики, допускающей, что мозг, понуждаемый одержимой душой, может заставить человека увидеть призрак с такой же легкостью, с какой мы видим стоящую перед нами на столе чашку. Окружающие же не только увидят действия и сам облик этого призрака (как самурай из предания увидел очертания угумэ в ночном лесу), но и завершат его каждый в силу своих знаний, степени доверия к сверхъестественному и воображения, благодаря чему родятся самые причудливые и зловещие слухи, разобраться в которых едва ли под силу обычному детективу.

«Тьма, таящаяся в человеческих сердцах», или, проще говоря, идея о материальном воплощении психических конфликтов – мотив, ставший распространенным в популярной японской литературе и анимации во многом благодаря произведениям Нацухико Кёгоку, – в его собственных текстах предстает в своем изначальном, нисколько не упрощенном виде. Мистические детективы Нацухико Кёгоку в буквальном смысле преобразили жанр современного хонкаку-детектива: логическая игра, требовавшая от сыщика почти сверхчеловеческой наблюдательности, но все же не выходившая за рамки поиска мельчайших деталей и «наблюдения за видимым», дополнилась необходимостью «видеть невидимое», погружаться в глубины памяти, разгадывать тайны человеческих взаимоотношений и скрытых движений души. Пусть призраки и не существуют так, как существуют прочие объекты материального мира, но они – отражение более чем реальных бед и проблем, возникающих из неспособности смириться с травмирующей действительностью, а также страстей, бушующих в человеческом сердце. Немаловажную роль здесь играет и критика скованного устаревшими традициями общества, в котором при любых обстоятельствах необходимо «сохранять лицо», из-за чего все неблаговидное и сомнительное «оказывается похороненным во мраке» и страдающая душа вынуждена молчать и даже в собственной семье носить бесстрастную маску, подобную маске театра Но.