Лето злых духов Убумэ

Почему-то это очень меня заботило.

С самого детства я не мог преодолеть беспричинного ощущения неполноценности, возникавшего у меня в присутствии других людей. Нет, скорее, это было не ощущение неполноценности, но чувство какой-то давящей обреченности и вынужденного смирения перед судьбой. Был даже период, когда я страдал от нелепой и дикой фантазии, будто я был сумасшедшим, а окружающие, испытывая ко мне жалость и сострадание, говорили со мной с осторожностью. Возможно, это было пугающе негативным способом психологической самозащиты. Когда мои родители или мои учителя ругали меня, я всегда думал – как могут они ругать сумасшедшего? «Разве они не видят, насколько я жалок? Разве у них не находится ко мне хоть капля сострадания?» – спрашивал я себя. В другие моменты я думал: «Ведь я сумасшедший; что им еще остается, кроме как ругать меня?» От этих мыслей мне становилось легче – вот почему я так любил свои бредовые заблуждения, предпочитая их более реалистичному взгляду на человеческое общество. Однако в какой-то момент понял, что мое бегство от действительности в конечном счете вело меня в тупик, потому что бо́льшую часть своего времени я посвящал бесплодным раздумьям о том, действительно ли я странен и правда ли отличаюсь от всех окружающих, и был вынужден проводить день за днем в тревоге.

По этой причине моя повседневная жизнь была постоянно наполнена беспокойством и чувством неловкости. Я всегда начинал волноваться, стоило чужому взгляду обратиться ко мне. Из-за этого я испытывал трудности в общении и не умел искать расположение собеседника. Я был в состоянии достичь лишь внутренней гармонии и быть в ладу с самим собой – но, куда бы ни пошел, для внешнего мира я оставался чужаком. Из-за этого я оборвал все мои связи с окружающими, найдя спасение в защитной скорлупе депрессии. И лишь благодаря усилиям Энокидзу, Кёгокудо, других моих друзей и, конечно, моей жены эта скорлупа была в конце концов сломана.

«Тот пожилой мужчина в автобусе – подумал ли он обо мне как о нормальном человеке?»

Мне вдруг пришло в голову, что эта ситуация уже случалась со мной когда-то давным-давно.

Трамвай остановился у храма Кисимодзин.

Я точно бывал здесь раньше. Но хотя я помнил об этом, абсолютной уверенности у меня не было. Бо́льшая часть района была перестроена после бомбежек – очевидно, из-за этого я не мог его узнать.

Рёко Куондзи сказала, что клиника находится с восточной стороны храма Хомёдзи. Я не знал, было ли «Хомёдзи» другим названием храма Кисимодзин. Сейчас я удивлялся своей вчерашней нетерпеливости. Неужели я действительно думал, что смогу распутать это дело? Только теперь, уже приехав сюда, я впервые испытал сожаление. Пока я ехал в трамвае, события вчерашнего дня казались мне такими же туманными и нечеткими, как мой странный утренний сон.

Но все это не было сном. Когда я прибыл на наше условленное место встречи – территорию храма Кисимодзин, – Ацуко Тюдзэндзи уже была там, ожидая меня – беспомощного помощника детектива.

– Сэнсэй!

На Ацуко была серая охотничья шапка c узором «гусиные лапки» и такой же расцветки брюки с кожаными подтяжками, как у мальчика-подростка. Однако высовывавшиеся из закатанных рукавов белой рубашки изящные запястья делали ее одновременно странно похожей на маленькую девочку, отчего складывалось несколько загадочное общее впечатление.

– Простите, что уговорила вас взять меня с собой, – сказала она и склонила голову – одновременно беспечно, как мальчик, и скромно, как девушка.

– Тебе удалось увильнуть от твоего пугающе проницательного брата? Он ничего не заподозрил? – спросил я так, будто мы были любовниками на тайном свидании. Отчего-то в тот самый момент, когда я увидел ее лицо, беспокойство и сожаление, терзавшие меня изнутри, немедленно меня покинули. Весь мой путь от дома сюда представлялся мне теперь лишь призрачным сном.

В одно мгновение я сегодняшний вновь обрел связь с собой вчерашним.

Ацуко показала язык и сказала, что он ее раскусил.

– Сразу после того, как вы ушли, сэнсэй.

– Он что, видит всех насквозь? Если это действительно так, то его трудно одурачить… Он тебя ругал?

– Всё в порядке, – сказала она, по-девичьи рассмеявшись, и беззаботно кивнула. – И, сэнсэй, у меня для вас сообщение.

– От Кёгокудо?

«Что на этот раз?» – мысленно спросил я себя.

– Он сказал мне передать вам, что нужно поискать дневник и любовное письмо.

– Это что, какая-то загадка? Почему он ничего не может сказать напрямую?

– На самом деле мне показалось, что он и сам не особенно хорошо помнит все обстоятельства дела. Но он сказал, что уверен, что Фудзимаки-сан написал любовное послание. И что вы можете что-то об этом знать.

Я не представлял, что он имел в виду.

– Да, и еще он сказал, что Фудзимаки-сан всегда как одержимый вел свой дневник; если эта его привычка сохранилась, то, возможно, имеются и недавние записи.