Летом сорок первого

По решению Государственного Комитета Обороны всем дивизионам и полкам первым в Советской Армии присваивалось почетное наименование – гвардейских. Им присваивалось это высокое воинское звание авансом, еще до первых залпов, до первого боя. Страна верила в новое оружие и в тех, кому она его доверяла. Потому так тщателен был отбор в каждое подразделение. Только лучшие из лучших удостаивались чести стать бойцами и командирами реактивных минометных батарей, дивизионов, полков.

3

Борису Степанову повезло. Специальная комиссия из Москвы, отбиравшая бойцов для комплектования личного состава первых батарей, строго обсуждала каждую кандидатуру. Проводились собеседования. Изучались личные дела, проверяли рекомендации райкомов партии и комсомола, учитывались характеристики командования.

Добровольцев, изъявивших желание попасть в личный состав первых батарей, было больше чем достаточно. Все бойцы специального подразделения, отобранные еще в Москве, рано или поздно станут минометчиками, им вручат новое секретное оружие, о котором они уже знали, попадут в действующую армию. Но почему-то многим хотелось быть в числе первых. Это и понятно. Каждый из них давно рвался на фронт, чтобы там, в боевой обстановке, проявить себя.

Кандидаты в боевые расчеты, пройдя первый отбор, расположились в тени трех развесистых старых сосен, которые росли у штаба части. Близилось время ужина. Вечернее солнце, знойное и уставшее за длинный день, зависло над вершинами деревьев и щедро изливало остатки зноя. На плацу маршировали в полном обмундировании два взвода, отрабатывая повороты на ходу. Дальше, на стадионе, обнаженные до пояса бойцы трудились в гимнастическом городке, подтягивались на перекладине, прыгали через «коня», карабкались по скользкому подвесному шесту, отрабатывали упражнения на параллельных брусьях. На полосе препятствий ползали под колючей проволокой и преодолевали барьеры бойцы с полной выкладкой, с деревянными винтовками в руках и в противогазах, отсюда, издали, они казались странными очкастыми существами с трубчатыми хоботами. Борис с сожалением смотрел на своих сослуживцев и искренне сочувствовал им, понимая, как каждому из них приходится сейчас не легко, как убийственно не хватает воздуха для дыхания, как предательски потеют стекла очков противогазов и противный соленый пот стекает по лицу, щиплет глаза, ручьями скользит промеж лопаток по спине...

– Рядовой Томашевский!

Эдик неторопливо встал и, помахав рукой Борису и другим кандидатам, скрылся в дверях штаба. Вскоре он вышел оттуда и, никому ничего не говоря, двинулся в сторону своей казармы. Борис удивленно посмотрел на друга, ничего не понимая. Но сидевший рядом Виталий Гонтарь коротко бросил:

– Промахнулся!

Это означало одно – Томашевского почему-то пока не включили в батарею. Ушел к казарме, тихо ругаясь, и Захаров, а за ним и многие другие. Кандидатов оставалось все меньше и меньше. Подошла очередь сержанта Малыхина. Он тоже вышел из кабинета командира очень скоро, но при этом сиял, как начищенный медный котел:

– Зачислен!

– Наводчиком? – спросил Степанов.

– Бери выше!

– Неужели командиром?

– Именно, рядовой Степанов! – И добавил, самодовольно ухмыляясь: – Попадешь в мой расчет, держись! Шкуру спущу и голым в Африку пущу!

Борис хотел было ему что-то ответить, как дежурный выкрикнул его фамилию:

– Рядовой Степанов!

В кабинете командира за столом, покрытым красным сукном, находились незнакомые ему офицеры. Полковник Егоров сидел рядом с военным, осанистым, усатым, на петлицах которого были не шпалы, а два генеральских ромба. Он что-то тихо спросил полковника, и тот поспешно закивал головой. Борис краем уха уловил слова «чемпион», «кандидат в сборную», понял, что разговор шел о нем, и, сам не зная почему, засмущался. Члены комиссии смотрели на него доброжелательно и как бы подбадривая, мол, не тушуйся.

– Профессия? – спросил Бориса генерал, словно не мог об этом узнать из анкеты, которая лежала перед ним.

– Техник по электрооборудованию, – четко ответил Степанов.

– В каждый расчет желательно по такому специалисту, – сказал генерал полковнику и другим членам комиссии, словно забыв о том, что перед ним стоит боец.

– Поздравляю, рядовой Степанов, вы зачислены в расчет второго орудия первой минометной батареи, – сказал полковник, объявляя окончательное решение комиссии.

Борис от радости оторопел. Он хотел было уже выкрикнуть «спасибо, товарищ полковник», да вдруг удержался, вспомнив о том, как подобает отвечать в такой обстановке. Набрав в грудь побольше воздуха, произнес:

– Служу Советскому Союзу! – И тут же добавил от себя: – Спасибо за доверие!

Вышел он из штаба, не чувствуя под ногами земли, сияющий еще больше, чем сержант. Мир вокруг казался Борису прекрасным и радужным.

Малыхин, дурачась, подал команду:

– Встать! Смирно! Равнение на счастливчика!

– Отставить! – небрежно махнул рукой Степанов, подражая командиру части.

– Какая машина? – спросил Кирасов.

– Второе орудие, – ответил Борис. – Счастливая для меня двойка!