Секунду спустя ЗАС сообщает: “ Дозорная машин застряла в старом канале, полном жидкой грязи. Берега бетонированы, самостоятельно преодолеть преграду нет возможности. Пеший дозор обнаружил параллельные каналы, расположены один за другим.”
Офицеры смотрят на интерактивную карту – никаких каналов с бетонными берегами на ней не обозначено.
– Какие будут мнения? – спрашивает Знаменский.
– Командир разведвзвода заблудился или карта врет, – предположил начштаба. – Возможно то, и другое.
– Насчет заблуждений не верю, – махнул рукой Знаменский. – И как может врать карта? Это же снимок со спутника! Тут что-то другое. И время это дурацкое…
Нехорошее предчувствие кольнуло грудь острым жалом.
– Какое время? – удивился начштаба.
– Прибытие в заданный район. Не по-нашему это, тридцать одна минута.
– Ну и что? Мы успеваем! Если двигаться по установленному маршруту со скоростью 40 километров в час, как и положено по уставу, мы прибудем на место к половине третьего дня.
– Но мы не успеваем, обнаружены какие-то каналы! Доложить по команде? – тихо спрашивает Тимофеев.
– Нет! Лучше запроси старые снимки местности, – приказывает Знаменский. – Возможно, они прояснят ситуацию с каналами.
Через минуту в верхней части интерактивной карты появляется несколько снимков того участка, где застрял авангард.
– Вот! – ткнул пальцем Тимофеев.
На черно-белом снимке хорошо видна сетка каналов, тянущихся от точки стояния авангарда на десятки километров в обе стороны. Снимок датирован второй половиной двадцатого века.
– Действительно, каналы, – удивленно произносит начштаба. – Да это ирригационная система!
– Так точно! – кивает Знаменский. – Их бросили во время войны, каналы засыпало землей, выросла трава и спутник их не видит. Этой зимой идут сплошные дожди, земля раскисла, БТР проваливается, садится на брюхо, а выбраться не дает бетонный бордюр по краям. Гусеничная техника тоже будет вязнуть. Штаб армии должен был знать об этом!
– Да там пацаны сидят после академии! – ворчит начштаба. – Все умные да начитанные, на интерактивных картах спят и едят, без спутниковой связи ссать не ходят.
– Не буду спорить, – задумчиво отвечает Знаменский, внимательно глядя на снимок. – Смотрите, здесь показаны перемычки между каналами. Похоже, это бетонные перекрытия, чтобы обслуживающие машины могли ездить. Вот по ним и пройдем! Отправляйте снимок командиру разведвзвода. И вот еще что – прикажите всем подразделениям выключить электронику. Всю, понятно! Интервалы между машинами сократить до минимума, командирам на броню, связь зрительная. Скорость по головной машине, идти по следам разведчиков. Вы остаетесь здесь, я иду первым на дозорной машине.
Аппараты связи выпускают в эфир последние команды и замолкают. Гаснут инфракрасные фары, отключаются коммутаторы, замирают на “ноль” стрелки индикаторов. Батальон становится невидимым и неслышимым во всех диапазонах. Даже рев моторов глохнет в густом тумане. Если отойти в сторону на полсотни шагов, слышен только невнятный гул, как будто вдалеке медленно тащится грузовой поезд, а не полторы сотни боевых машин полным боекомплектом и десантом пехоты.
Дозорная машина, в которой Знаменский решил ехать дальше, была простым джипом с без крыши. Водитель, командир, на заднем сидении расположились три солдата – посыльные. Легкий, как пустое ведро, джип шустро бежит вперед по обочине дороге. Опытный водитель сбросил давление в шинах, колеса сплющились, как лапти и машина едет по непролазной грязи, будто скользит на водных лыжах. Джип минует головной терминатор, командир экипажа высунулся из люка по пояс. Знаменский делает знак рукой “следовать за мной” и едет первым. “Вообще-то так неправильно, – думает Знаменский. – Даже во времена Чапаева командир был в тылу. Впереди, да еще на белом коне такой “полководец” схлопочет пулю через секунду. Но сейчас, на марше по незнакомой местности, в тумане из терминатора не много увидишь. Заблудиться пара пустяков. Мы и так опаздываем из-за чертовых каналов, а если начнем блуждать, то вообще беда!”