Летопись 2 (СИ)

  – Очередной знакомый урод? – интересуется Знаменский. – Наверняка к тебе в гости.

  – Похоже, ты прав… надо избавиться от проклятого чипа!

  Стихает шум винтов, выдвижные амортизаторы гасят толчок, платформа мягко проседает под собственным весом. “Небожитель” поднимается с кресла, слышится тихий звон. Алексей украдкой поднимает взгляд, от увиденного появляется холодок в груди – это Волошский! На кисть левой руки намотан конец изящной позолоченной цепи. Блистающие на солнце звенья заканчиваются металлическим ошейником с шипами на шее раба. Волошский слегка дергает цепь, раб покорно поворачивается. Бритая голова низко опущена, ладони закрывают лицо, но догадаться, кто это, несложно – Шарль! В полной тишине господин величаво ступает на брусчатку дорожки. Рывок, цепь звенит, раб падает на колени, мелкие осколки пропарывают кожу, раздается мычание.

  “Язык, что ли, вырезали”? – встревожился Алексей. Поднимается в полный рост. Солнце слепит глаза, пришлось заслониться левой рукой.

  – Это ты, ботаник? – как можно пренебрежительнее спрашивает Алексей.

  – Устал повторять – я не ботаник, а генетик, – снисходительно отвечает Волошский. – Ботаником у нас скоро станет вот этот, – дергает он за цепь.

  Шарль падает на камни, будто куль с крупой и лежит не шевелясь.

  – С повышением тебя, Шарль! От меня что нужно?

  – Да, в общем-то, ничего, – отвечает Волошский, скучающе растягивая слова. – Захотелось взглянуть на трех придурков, вообразивших себя секретными агентами.

  Знаменский выпрямляет спину, со злостью сплевывает песок. Руки крепко сжимают кирку, однако Волошский предусмотрительно стоит поодаль.

  – Ну, а вы, юноша, чего в песке нашли? Поднимайтесь, юный друг шпионов, скидок на возраст не будет!

  – Я лучше посижу, – хладнокровно отвечает Денис, скрещивая ноги в позе лотоса.

  Беседа происходит в полной тишине, рабы уткнулись носами в песок и притворяются спящими черепахами. Только надсмотрщик стал на карачки и непонимающе таращит глаза – за непочтительное обращение рабов надо немедленно порвать, а господин чего-то медлит.

  Волошский растягивает уголки губ в презрительной улыбке:

  – Ах-ах, какое самообладание! Ожидаете героической смерти? Ее не будет. У лорда было желание прихлопнуть вас сразу, но мы с Наташей его отговорили.

  – Давид Ааронович – лорд!? – подавился воздухом Алексей.

  – Лорд Мордерер? Ты серьезно? – рассмеялся Знаменский.

  – Представьте, да. Но вам, питекантропы, этого не понять.

  – Нет, отчего же, – вмешивается в разговор Денис. – Был когда-то барон Ротшильд. Теперь вот лорд Мордерер.

  Волошский иронии не понял.

  – Я всегда говорил, что молодые мозги более восприимчивы, – величаво кивает он. – Поздравляю, юноша, у вас появился шанс.

  При слове “шанс” оживает надсмотрщик. Глаза наливаются кровью, пальцы сжимают хлыст, сердце гонит кровь по жилам, будто фекальный насос качает дерьмо из сливной ямы. Терять возможность повышения в звании надсмотрщик не намерен! Он шагает не глядя под ноги, прямо по согнутым спинам рабов, спотыкаясь и пошатываясь.

  – Господин!!! – вопит надсмотрщик. – Позволь размазать по камням ничтожеств, что смеют пользоваться твоей неслыханной добротой и что-то там вякают в адрес твоего величества! Готов служить с безграничным усердием!

  – Такая речь растрогает любого, – кивает Волошский. – Уймись, придурок.

  От такого облома надсмотрщик застывает столбом. Кучка ничтожных рабов обходит на повороте? Не бывать такому! Блестящая от пота голова поворачивается, словно башня танка, из глаз бьют смертоносные лучи, ноздри раздуваются, как у разъяренной гориллы. До мерзавцев рукой подать. Вернее, хлыстом. Забыв обо всем, надсмотрщик замахивается… Не вставая, Денис хладнокровно бьет пяткой чуть выше щиколотки. Нога с хрустом ломается, надсмотрщик орет не своим голосом, тело падает под ноги Знаменскому. Алексей выхватывает кнут и наотмашь бьет Волошского. Хлыст оборачивается вокруг шеи, железный крюк на конце впивается в гортань. Кирка Знаменского описывает полукруг, стальной клюв пробивает грудную клетку надсмотрщика.

  – Благодарю за службу, племянник! – кивает Алексей. - А ты, небожитель, ползи сюда, иначе глотку вырву!

  Для пущей убедительности тянет хлыст. Крючок впивается глубже, острая боль туманит сознание, страх потерять жизнь лишает способности сопротивляться. Волошский падает на колени и ползет, с трудом сдерживая стон. Рабы расползаются, как перепуганные галапагосские черепахи. Белоснежная хламида из тончайшего шелка с треском рвется на плечах, ткань расползается, обнажая белую и гладкую кожу. Одеяние спадает на ноги, путается и мешает, но поделать ничего нельзя – заостренный кусок железа впивается в гортань все сильнее, грозя вырвать кадык и распороть сонную артерию. Рабы в ужасе закрывают глаза и буквально зарываются в песок – наказание за святотатство будет страшным!

  Алексей неспешно наматывает хлыст на руку, заставляя Волошского двигаться быстрее. Знаменский мрачно глядит на пригорюнившегося Шарля, манит пальчиком.

  – Тащи сюда свой ошейник, заговорщик хренов!