Летопись

Смерть императора Феодора сопровождалась отвратительными, но, к несчастью, очень обыкновенными в тогдашней византийской истории явлениями. Покойный император, страдавший какой-то непонятной природною болезнью, предчувствовал, что ему недолго жить на свете, а потому заблаговременно принял меры к обеспечению престола за своим сыном, которому в год смерти отца не было полных и 8 лет. С этой целью он составил завещание, которым передавал престол сыну своему, а до совершеннолетия его делал правителем государства любимца своего протовестиария Музалона, главным же опекуном своего сына назначил патриарха Арсения. Это завещание было обнародовано императором незадолго до своей смерти, и все подданные дали присягу верности назначенному наследнику и признали как протовестиария, так и патриарха в их новых званиях. Тотчас же после смерти императора эта присяга была снова повторена. Казалось бы, что права законного наследника были вполне обеспечены; но, к сожалению, только казалось. На самом же деле едва только закрыл глаза Феодор, как начала зреть самая черная интрига сначала против назначенного императором правителя Музалона, а потом и против малолетнего Иоанна. Дело в том, что в рядах родовой аристократии было много завистников Музалону, который был homo novus и возвысился до первой должности в государстве единственно своими личными достоинствами. Гордость аристократов была глубоко уязвлена этим возвышением темного плебея. Это с одной стороны. С другой, в рядах той же аристократии было много лиц, справедливо или несправедливо обиженных покойным императором. Воспитанный вне всяких родовых предрассудков, император Феодор не обращал никакого внимания на происхождение и ценил людей только по их достоинствам. Вследствие такого взгляда императора на людей ряды аристократов начали постепенно редеть и замещаться людьми, выслужившимися из низкой доли. Кроме потери места и соединенных с ним выгод, многим из опальных пришлось еще поплатиться или увечьем, или лишением свободы. Император, мучимый своей болезнью, часто был раздражителен и поступал иногда с виновными или подозреваемыми в вине аристократами очень круто. Таким образом, в их душах накипело много горечи против императора и возвышенных им лиц. Но пока жив был Феодор, злоба обиженных или считавших себя обиженными аристократов должна была прятаться под личиной смиренной покорности; — а лишь только он умер, как все аристократы, и обиженные, и не обиженные, дали полную свободу своей ненависти и составили грозную коалицию против регента государства. Подкупленные ими шайки итальянских наемников с шумом ворвались в церковь Сосандрийского монастыря, где правитель вместе со своим братом и всеми придворными чинами совершал панихиду по умершему государю на девятый день после его смерти, и изрубили в куски обоих Музалонов, которые тщетно искали спасения в святом алтаре. Это злодеяние было только началом отвратительной драмы вероломства и бесчеловечия, которая кончилась низвержением царствующей династии и утверждением на византийском престоле новой династии — Палеологов.

Наш историк сказал только несколько слов о темной интриге аристократов, кончившейся убийством Музалонов и воцарением Михаила Палеолога. Он имел на это свои причины, как увидим ниже. Но мы не имеем оснований уважать этих причин и в интересе исторической истины должны выдвинуть вперед скрытые нашим историком факты. Они объяснят нам многое в странной, на первый взгляд, метаморфозе, которая произошла в политических и религиозных убеждениях великого логофета вслед за смертью Феодора.