Летопись голодной стали. Ростки зла

Ровно в полдень забили громко колокола собора, разнося тревожный гул по всему Оплоту. Сотни горожан тотчас бросили своё ремесло, прекратились постпраздничные представления, резко сменился тон настроения. Большой гусеницей народ стал заполнять соборную площадь ещё с полудня. Долго ждали, ибо понимали, что может означать громовой раскат соборных колоколов: не знали, что конкретно, но понимали, что ничего хорошего. Интрига и интерес заставляли их пол дня таращиться на собор, находится здесь, обсуждая со своими знакомыми, да и с незнакомыми, причину столь внезапного оповещения. Взвешивали «за» и «против», гадали, что это может означать? Ибо само такое явление происходит редко, и только тогда, когда народ должен быть оповещён о чём-то важном, что изменит их жизнь. И по этому звону, как дрессированные собачки, люди собирались на соборной площади, перед религиозным строением, толпились в шуме.

И вот подходит вечер. Небо озарено багровыми красками уходящего солнца. Оно возвышалось над шумным городом, тихое и безмолвное. Кто-то, сидя на чьём-то заборе, молча разглядывал его, находясь в продолжительном ожидании чего-то и на миг абстрагируясь от этой шипящей суеты, ибо небо действительно притягивало. Те редкие моменты, когда ты можешь наблюдать чистую глазурь бесконечной бездны. И мысли уводят куда-то вдаль, за горизонт материального мира, заставляют мечтать и забывать о том, что ты являешься маленькой каплей огромного, нервно колышущегося океана людских тел. Ибо, смотря пристально на небо, огромное и возвышающееся, самому чувствуется его величие.

Но не всем было дело до этого чистого вечернего неба.

Мужчина в коричневом льняном плаще, спрятав своё лицо под свисающим капюшоном, медленно протискивался сквозь непрекращающийся лес живых тел. Со всех сторон стоял гул голосов и речей. Высоты собора возвышались над горизонтом голов. Человек осторожно касался чьего-то плеча, плавно проскальзывал мимо, стараясь не задеть кого-либо. Да и никто не обращал на него внимания, словно был он призраком для всех. Густая плотность людей заставляла его извиваться меж ними. Но когда он поднял свою голову и взглянул на шпиль, то стал проталкиваться меж горожан грубее. Кого-то подтолкнул, ибо тот стоял на его пути. А они лишь мимолётно бросали ему вслед взгляд, как он тут же терялся в людской массе, словно внезапно проскользнувший сквозняк: появился невесть откуда и тут же растворился в огромной гуще.

Чтобы преодолеть всю площадь, человеку потребовалось много времени. В такой толкучке сделать это было затруднительно. Да и сама площадь была огромна, больше, чем перед царским дворцом. Это первая причина, по которой народ решили собрать здесь. Но даже и тут не всем хватило места. Спустя какое-то время стали забираться на крыши домов. И вот тогда у частников кончалось терпение.

– А ну пошли вон отсюда, оборванцы! – кричали владельцы домов, лишь завидя незваных на своих крышах. Проталкивались, бранясь ругательствами. А сидящие на крышах тотчас прятались, но через какое-то время вновь забирались, ибо любопытство брало над ними верх.

Человек в капюшоне протолкнулся сквозь очередную линию плеч. Уже виднелись соборные ступени, заполненные царской гвардией. Параллельные линии серебристых солдат тянулись вниз от самого входа собора. Словно вылитые из серебра статуи, они безмолвно стояли, обратившись лицом друг к другу. Над их острыми шлемами вздымались серебристые пики, а спины покрывали жёлтые длинные плащи.

Человек в капюшоне внимательно осмотрелся, потом перевёл взгляд в сторону дороги, ведущей на третий ярус. Царская площадь была перекрыта живой изгородью: плотная линия стражников сомкнула свои ряды. Поэтому люди громоздились на самой дороге.

И тут гул голосов резко повысился. Кто-то начал кричать. Посмотрев на вход собора, мужчина понял, в чём дело. Из-за открытых ворот вышла процессия. Впереди неё шли двое: первым был прокуратор, облачённый в чёрный дорогой кафтан. Рядом с ним, мерно постукивая длинным золотым жезлом, на верхушке которого был тот же символ, что и на шпиле, шёл старец, облачённый в тёмно-синюю пышную рясу, увенчанную золотистыми узорами. На его голове, покрывая седые длинные волосы, находилась шапка городского архиерея. Густая седая борода, гладко уложенная, спадала до его груди. Выглядел он статно и, несмотря на возраст, внушительно. Острый взгляд архиерея пронизывал людской горизонт. Они остановились на краю соборной террасы. За ними тянулась небольшая линия, состоящая из соборных монахов, важных лиц из местной аристократии, а также облачённый в дорогие сверкающие посеребренные доспехи солдат. Тот остановился по левое плечо от прокуратора.

«Новый капитан царской гвардии, – подумал мужчина, внимательно изучая появившуюся группу. – А прокуратор зря времени не терял. Быстро окружил себя новыми союзниками».