Нужно было перекинуть артиллерию, танки. Началась эпопея саперов. Мосты наводили под огнем. Немцы били по ним из орудий, бомбили их днем и ночью, но мосты два-три часа спустя воскресали. Мне кажется, что для такой работы нужно еще больше мужества, чем для атак. Скажу также об отваге железнодорожников: в течение какой-нибудь недели они восстановили и перешили пути до самого Днепра.
Отступая, Гитлер пытался сберечь свои силы. На правом берегу Днепра ему пришлось принять крупный бой, бросив в него свои резервы. Вчера я говорил с пленными одной дивизии, которая недавно прибыла на фронт: она числилась в резерве ставки. Большинство пленных еще в начале сентября были во Франции или в Германии: это пополнение. Три месяца немцы пытались уверить мир, что они отступают, сохраняя живую силу и технику. Не раз Красная Армия опровергала эти утверждения. Быстрый выход Красной Армии на правый берег Днепра нанес самый сильный удар расчетам немцев. Они думали, что их выручат водные преграды. Днепр их подвел, приходится выкладывать резервы, которые они надеялись сохранить про «черный день».
Мы менее всего склонны преуменьшать силы противника. Германская армия еще сохранила многие боевые качества: опыт генералов, маневренность, дисциплину. Однако с каждым месяцем уровень этой армии понижается. Недавно в наши руки попал секретный приказ № 15, подписанный Гитлером. 22 июня - четыре месяца тому назад - Гитлер жаловался, что офицеры оправдывают свои неудачи, говоря: «Пехота уже не та, какой была раньше». Офицеры не лгали Гитлеру. А немецкая пехота октября еще хуже, чем пехота июня: между ними пятьсот километров отступления - не только мозоли на ногах, но и отчаянье в сердце. Пополнение состоит из юнцов, которые верят Гитлеру, но необстреляны и физически слабы, и из продуктов тотальной мобилизации, которые открыто говорят: «Все равно как кончится, лишь бы кончилось». Механическая дисциплина, присущая немецкой армии, еще выручает Гитлера, но на правом берегу Днепра мы чувствуем приближение развязки. «Эх, дали бы им союзники с запада», - говорят офицеры и солдаты, и это - правда. Сейчас с гитлеровцами можно кончить. Я должен добавить: с ними время кончить.
Неужели развязка будет длительной? Неужели Гитлеру дадут сделать с Европой то, что он сделал с Черниговщиной или Орловщиной? Неужели фашистам позволят заминировать Париж и Брюссель, сжечь деревни Бургундии и Моравии? Вот уже три недели, как я вижу одно: руины и пепел. Моя шинель пропиталась запахом гари, сердце переполнилось горем Украины.
Эти чувства ведут вперед бойцов. Разве не чудесна эпопея танкистов на западном берегу Днепра? Они переправились ночью. Они прошли в тыл врага. Они дошли до дачных мест Киева. Они разгромили немецкие обозы. Они позволили пехоте расширить плацдарм. Эти танкисты год тому назад сражались у Волги. Они видели всю меру народного горя. Что их может остановить? Я не хочу, чтобы наши друзья подумали, будто мы легко наступаем и празднично воюем: бесконечно труден путь Красной Армии. Он стоит многих жертв. За свободу Киева отдают свою жизнь и сибиряки, и узбеки, и москвичи. Неужели их подвиги не вдохновят мир?
27 октября 1943 года (Новое братство)
В Козельске я встретил чеха. Украинские партизаны с гордостью говорили: «Это наш Антон». До войны Антон Кутиль был мирным портным. Немцы его мобилизовали, отправили на Украину. Солдат танковой дивизии, он должен был сражаться за Германию. Но Антон Кутиль ушел к партизанам. Он дрался за освобождение Украины. Он мне сказал: «Не может быть чех против России». В этих словах глубокий исторический смысл. Есть союзы, которые рождаются не в кабинетах дипломатов, но в недрах народной души.
В украинском селе крестьянка показала мне письмо от своей дочери, восемнадцатилетней Нади. Это письмо пришло с оказией. Ранней весной Надю угнали на запад. Она пишет:
«Живу я в чужой стране, вдали от родных, в проклятой Германии, в городе Шторкове близ Берлина. Живем мы в бараке из фанеры. Едим очистки из-под вареной картошки… Немки нам не верят, что нас так содержат. Никак проклятые не сознают, каково нашему брату. Ну ничего, придет время, когда над нашими воротами взойдет солнце… Я желаю, чтобы им пришлось, как нам, тогда поверят, особенно молодые не сознают, да хотя они все одним миром мазаны…
В четырех километрах от нас живут наши пленные - 14 человек. Они рассказывают, что взяли их в начале войны под Смоленском. Послали в Германию в лагерь, били, измывались, морили голодом. Этот лагерь находится в 75 километрах от Шторкова, из 12 тысяч человек осталось в живых всего 2 тысячи. Этих 14 оттуда забрали на работу в поле. В воскресенье их никуда не пускают. Пройдешь мимо и слышишь, как поют: «Долго в цепях нас держали» - до слез пробирает…