Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

Старица Анна Алексеевна, одна из первых двенадцати сестер, рассказывает (тетрадь № 6): «Шесть лет жила я на мельнице, куда нас семерых избрал батюшка Серафим, где и поместил жить нас. Тут была я самовидицею следующего чуда. Самое это место, где теперь канавка, ровное и хорошее было место, и на нем-то и приказывал батюшка вырыть канавку, дабы незабвенна была во веки веков для всех тропа, коею прошла Матерь Божия Царица Небесная, в удел Свой взяв Дивеево! Слушать-то сестры все это слушали, да все и откладывали исполнить приказание батюшкино и не зарывали канавку. Раз одна из нас, чередная, по имени Мария, родная сестра покойной Акулины Ивановны Малышевой, ночью, убираясь, вышла зачем-то из кельи и видит: батюшка Серафим в белом своем балахончике сам начал копать канавку. В испуге, а вместе и радости, не помня себя, вбегает она в келью и всем нам это сказывает. Все мы, кто в чем только был, в неописанной радости бросились на то место и, увидав батюшку, прямо упали ему в ноги, но, поднявшись, не нашли уже его, лишь лопата и мотыжка лежат перед нами на вскопанной земле. С аршин была уже она на том самом месте вырыта; поэтому-то самому и называется это началом канавки, так как сам батюшка, видя нерадение и небрежение наше к исполнению заповеди его, начал и закопал ее. Тут уже все приложили старание, и так как очень торопил этим делом батюшка, то даже и лютой зимой, рубя землю топорами, всю своими руками, как приказывал он, выкопали сестры эту святую, заповедную нам канавку; и лишь только окончили, скончался тут же и родимый наш батюшка, точно будто только и ждал он этого».

«Была я у батюшки, — рассказывает Екатерина Егоровна (монахиня Евдокия), одна из двенадцати первых сестер, — и, поработав, ночевала в пустынке, не пустил он меня, а наутро-то, чуть свет, и посылает: "Гряди, гряди, — говорит, — матушка, скажи девушкам, пусть сегодня начинают канавку рыть; я был там и сам начал ее!" Иду дорогой да думаю: как же это батюшка-то говорит, что был? Должно быть, ночью ходил. Прихожу, и рассказать-то еще не успела, а сестры встречают меня, рассказывают друг дружке, как на заре видели батюшку-то, как, обрадовавшись, бросились было к нему, а он и пропал, вдруг стал невидим! А я-то свое рассказываю им. Мы с канавкой-то все медлили, а тут уже, дивясь все такому чуду, уразумели, что сам батюшка назначил этот день, потому сам и начал. И уже не откладывая более, тут же принялись все рыть заповедную канавку».

Старица Прасковья Ивановна (монахиня Серафима) подтверждает вышеприведенный рассказ. «В числе семи переведенных из старой обители матушки Александры, что при Казанской церкви, на мельницу сестер, — повествует старица, — была батюшкой Серафимом переведена и я грешная. Жили мы все в маленькой при мельнице батюшкой же построенной келейке. Рано утром чередная, оставшаяся приготовлять пищу, сестра Марья Ивановна Малышева пошла в погреб и, увидав позади нашей кельи стоявшую и горевшую свечу, с испугом разбудила она нас спящих. Мы скоро вышли и пошли вместе к тому месту, где огонь виделся. Подходим ближе да, к величайшей радости нашей, и видим батюшку Серафима; стоит он у горящей свечи с лопаточкой в руках и взмотыжи-вает землю. Вне себя от восторга, думая, что пришел сам батюшка навестить нас, мы с криком все ему бросились в ноги, чтобы принять благословение; но, поднявшись, к удивлению нашему, батюшка стал невидим, и только вскопанная земля подтвердила нам его видение! Это было в тот самый день, в который благословил он нам начать рыть канавку, перед самым днем праздника Святой Троицы, и сам таким образом освятил почин этого дела» (тетрадь № 6).

«О канавке говорил мне батюшка, — говорит сестра Ксения Васильевна (монахиня Капитолина) (тетрадь № 6, рассказ № 33), – да и всем говаривал, что потому она так вырыта, что это самая тропа, где прошла Царица Небесная, взяв в удел Себе обитель. Тут стопочки Царицы Небесной прошли! "Стопочки Царицы Небесной, матушка!" — так, бывало, и задрожит весь, как это говорит-то. "Она, Матерь-то Божия, все это место обошла, матушка! Вы и землю-то, когда роете, не кидайте так и никому не давайте, а к себе же в обитель, в канавку-то и складывайте! И скажу тебе, матушка, кто канавку с молитвой пройдет да полтораста Богородиц прочтет, тому все тут: и Афон, и Иерусалим, и Киев!"»

В другом месте старица Прасковья Ивановна повествует: «"У вас канавку вырыть надо! — раз так-то заботливо говорит мне батюшка Серафим. — Три аршина чтобы было глубины и три аршина ширины и три же аршина вышины, воры-то и не перелезут!" "На что, — говорю, — батюшка? Нам ограда бы лучше!" "Глупая, глупая! — говорит. — На что канавку? Когда век-то кончится, сначала станет Антихрист с храмов кресты снимать да монастыри разорять и все монастыри разорит! А к вашему-то подойдет, подойдет, а канавка-то и станет от земли до неба, ему и нельзя к вам взойти-то, нигде не допустит канавка, так прочь и уйдет!"»