«Перед своей кончиной, — говорила Ксения Васильевна (тетрадь № 1, рассказ 9), — батюшка наказывал как можно чаще ходить навещать его могилку: "Когда меня не станет, — сказал он, — ходите, матушка, ко мне на гробик; ходите, как вам время есть, и чем чаще, тем лучше. Все, что ни есть у вас на душе, все, о чем ни скорбите, что ни случилось бы с вами, все придите да мне на гробик, припав к земле, как к живому, и расскажите. И услышу вас, и скорбь ваша пройдет! Как с живым со мной говорите, и всегда я для вас жив буду!"»
Старица Домна Фоминична (монахиня Дорофея) так передала свое прощание с о. Серафимом (тетрадь № 6, рассказ 37). «За три недели до кончины батюшки прихожу я к нему, он и говорит мне, глубоко вздыхая: "Прощай, радость моя! Скажу тебе: придет время, многие захотят и будут называться вам отцами, но прошу вас, ни к кому не склоняйтесь духом!" Потом, смотря на свою чудотворную икону Божией Матери "Всех радостей радости", как называл ее, воздел он к ней руки и со слезами на глазах, скорбно так воскликнул мне: "Каково, матушка, Иван-то Тихонов назовется вам отцом! Породил ли он вас? Породил-то вас духом ведь убогий Серафим! Он же много скорби соделает и век холоден до вас будет!"».
Дарье Фоминой о. Серафим сказал (тетрадь № 6, рассказ 39): «Дивное Дивеево будет, матушка! Одна обитель будет лавра, а другая-то киновия! И есть там у меня церковь, матушка, а в церкви той четыре столба, и у каждого столба будут все мощи! Четыре столба и четверо мощей! Во, радость-то какая нам, матушка!»
«Скоро, уж скоро никого у вас не останется, — продолжал о. Серафим (рассказ 41). — И как на Саров бури, так и на вас еще хуже Сарова будут бури! Но я вас поручаю Господу и Царице Небесной! Ничего не бойтесь, хотя бы и все на вас, да Господь-то за вас! Мать вам Сама Царица Небесная, а по Ней все управят!»
Старице Матрене Петровой о. Серафим сказал (рассказ 43): «Запомни, матушка, у вас на 12-й начальнице устроится монастырь!» Еще сказал он ей (рассказ 44): «Радость моя! Когда ты доживешь, не на все смотри, что летит по воздуху, и не все то лови, что плывет по морю! Готовьте вы и сумочки, и лапотки, да они храпом-то берут ведь, матушка; так больше их заготовляйте, не ровен ведь случай!» (Впоследствии эта притча объяснилась тем, что во время бури в обители много было речей, слухов и даже покачнулись многие столпы обители.)
Старице Агафье Лаврентьевне батюшка предсказал следующее (рассказ 45): «Вот доживешь ты, матушка, большое у вас будет смятение, большое смятение, и многие разойдутся! Готовьте лаптей, больше храпом лапти берутся; одни на ноги, другие за пояс! Ты, матушка, это увидишь, только не надолго!»
«Видела ли ты, матушка, коноплю?» — спросил о. Серафим сестру Варвару Ивановну (рассказ 46). «Как, — говорю, — батюшка, не знать!» «Конопля вещь хорошая, преполезная конопля, матушка! Вот и у меня в Дивееве-то девушки, что конопля хорошая! А когда ее полют-то, радость моя, чтоб лучше была, посконь-то и выдергивают, матушка. Чай, тоже знаешь, видела, радость моя?» «Как, — говорю, — не видать, батюшка, и сама дергала!» «Ну, во, во, матушка! — ответил батюшка. — Вот и помни: у вас тоже будет. Как пополют да выдернут всю посконь-то, матушка, а конопля-то моя дивеевская и загустеет еще более, еще выше поднимется да краше зазеленеет! Ты это помни, это я тебе говорю!..» (Отец Серафим предсказывал все ту же смуту в обители и что некоторые уйдут из монастыря, а тогда Дивеево зацветет.)
«Кто вас без меня будет кормить-то? — сказал о. Серафим Ксении Кузьминичне (рассказ 47). — Вручаю вас Самой Матушке Царице Небесной! Она одна вас не оставит!»
Старица Матрена Игнатьевна пришла к батюшке, чтобы он облегчил ее тоску (рассказ 48), а о. Серафим встретил ее словами: «Во, радость моя, что это ты, что нам скучать-то; земля, луга, лес, скот — все свое у нас! А собор-то, собор-то какой у нас, матушка, будет! Хоть пока он не от земли и не в землю!» (Впоследствии стало понятно это предсказание: собор ввиду смут в обители долго не достраивался.)
«Раз пришли мы с сестрой к батюшке Серафиму, — рассказывает старица Акулина Ивановна Малышева (тетрадь № 6, рассказ 62), а он нам и говорит: "Вот, Марьюшка, ты-то не доживешь, а Акулинушка-то у нас и до судов доживет!" Мы глядим, что это говорит батюшка-то, да и испугались. "Ничего, ничего, не убойтесь, матушка! — сказал батюшка. — До судов доживешь, Акулинушка! Приедут суды к нам, станут судить, а чего судить?! Ха! Ха! Ха! Нет ничего!" И опять до трех раз повторил это батюшка; подожмет ручки и заливается. А мы все глядим, ничего не поймем. "Вот, — говорит, —Акулинушка, ты тогда мою заповедь себе и запомни, так и скажи: я глупа, я глуха, я слепа! Так и говори, Акулинушка". "Слушаю, — говорю, — батюшка!" Так и не поняли мы ничего в ту пору, а затем сестрица Марьюшка померла. А когда впрямь приехали суды, я и вспомнила слова прозорливца нашего, кормильца батюшки!»