Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

Каждая строка из воспоминаний сирот Серафимовых должна быть драгоценна для летописи обители и живущих молитвами о. Серафима, а поэтому обратимся еще к повествованиям стариц.

Ксения Кузьминична рассказывает (тетрадь № 1): «Все было у нас от батюшки: хлеб, дрова, соль, свечи, елей. Только давал все понемногу, что выйдет, опять идем к нему или сам накажет, чтобы пришли. Сестры роптали, говоря: "Что это за батюшка! Чтобы нам дать денег, мы всего себе купили бы, а то ходи, почитай, всякий день, то за тем, то за другим, неужели у батюшки нет денег?" Незадолго до своей кончины позвал он двух сестер, насыпал им денег в фартуки, серебра и золота, да говорит: "Во, радости мои, купите всего себе на целый год", и назначил по скольку четвертей: круп, пшена, муки, "всего, что вам нужно". Они дивились этому и не поняли, к чему это. Только уехали покупать, вдруг весть, что батюшка Серафим скончался! Значит, он предвидел свою кончину, а потому и приказал им всего купить на год. Кто-де без меня кормить будет? Говорил сестрам: "Вручаю вас Самой Царице Небесной Умилению (икона), Она вас не оставит!"»

Матрена Игнатьевна, поступившая в обитель за два года до кончины о. Серафима, повествует следующее: «Часто я к нему ходила, — говорит она,— он меня, слабую, подкреплял во всем. В последний раз, уже незадолго до его кончины, я прошусь в Саров, а Прасковья Степановна говорит: "Ты уж очень часто туда ходишь, все тебя там замечают, но если хочешь — иди!" Дали мне огромные мордовские лапти да коротенький кафтанишко, пестрые рукава привязали кой-чем. Я говорю: "Во что хотите оденьте, только к батюшке меня пустите!" Так и пошла я в ночь, бегу одна, и страху нет. Подходя к Сарову, слышу благовест к утрене. Думаю: ну, слава Богу! И караульных солдат теперь нет у монастырских ворот. Дошла в собор, сделала три земных поклона да скорее спешу к батюшке в келью. Тут только вспомнила, что забыла взять ключ от кельи батюшкиной, который был всегда у нас: кто идет в Саров, брал его, а потому всегда невозбранно к нему входили в сенки, где стоял его гроб. Взглянула я в замочную скважину, вижу: горят свечи, а ни батюшки Серафима, ни отца Павла не видать! Стою и боюсь, чтобы не увидали меня монахи, что я одна ночью стою у него на крылечке. Не зная, что делать, подняла я у дров прутик и вместо ключа повернула им. О, чудо! Дверь отворилась; вхожу тихо, смотрю: батюшка лежит на полу, сумка его у него в головах, и он храпит. Боясь его напугать, как проснется и увидит меня, прижалась в угол за дрова. Батюшка проснулся, пошел в келью, вынес большую книгу, поправил свечи и в эту минуту увидел меня. "Кто ты?" — спросил он. Я ответила: Дивеевская. Он опять спрашивает тот же вопрос; я говорю — Спасская Матрена. А он опять: "Кто ты такая?" Я очень смутилась и оскорбилась. Потом он спросил меня: "Скажи мне, что важнее — утешение, молитва или беседа?" Я ответила: "Не знаю, батюшка". Он повторил тот же вопрос. Я подумала да и говорю: "Что может быть выше молитвы?" "Ты благоразумно отвечаешь, — сказал батюшка Серафим. — Слышишь, ударяют к ранней обедне в пещерах? Ступай туда, там никто тебя не узнает". Отворил дверь, проводил до крыльца. Я отошла немного да оглянулась на него, а он стоит точно в каком-то сиянии боголепный! Вижу: он до земли рукою кланяется... Я отойду несколько да опять оглянусь, и опять то же, до трех раз. Пошла в пещеры, а послушники меня остановили, спрашивают: "Откуда ты?" Я грубо ответила: "Розодевская!" "Врет, врет! — кричат они. — Она дивеевская! Я сам видел ее у отца Серафима!" После обедни иду, а они смеются надо мной, как я одета, а батюшка Серафим отворил свою дверь и манит меня к себе и говорит: "Радость моя! Я ведь тебя давеча не узнал!" Я ему все рассказала, почему меня так одели, что я часто к нему хожу, а я на все согласилась, лишь бы его видеть. Видно, я уже предчувствовала, что не увижу его более живого».

Старица Домна Фоминична (мать Дорофея) свидетельствует (тетрадь № 1), что «батюшка раз говорит: "Теперь скажи, что тебе нужно?" — и все намекает в последний раз, а я и не понимаю, что он говорит о своей смерти. Тут была и Ксения Васильевна, он ей тоже говорит: "Скажи, что нужно?" Она ответила: "У нас большого подсвечника нет, да чугунок нужен в алтарь для жару!" И она не поняла, что он намекает, что не у кого будет без него нам просить. Батюшка говорил сестрам: "Радости мои! После меня много будут называться вам отцами, но меня вам никто не заменит; я вас породил духом, а другие вам будут чужды!"»

Отец Павел, сосед по кельям, служивший о. Серафиму, сообщил (тетрадь № 1, рассказ А. И. Малышевой), что батюшка ему сказал: «Тогда, батюшка, Дивеево будет Дивеевым и тогда только у них все устроится, как должно, когда игуменьей будет Мария, да еще по фамилии Ушакова!»