Летописание от Андрея (СИ)

Я считал себя небогатым крестьянином. Со всей работой и хозяйством управлялись сами своей семьей, работников не нанимали. Советскую власть всегда поддерживал. Потому как в конце 1929 года начали раскулачивать, думал, что не попаду. Но на меня наложили налог в 2000 рублей, а у меня таких денег не было. Тогда всё имущество описали. Я даже дом, который привёз срубом, собрать не успел. Всё имущество оценили в 950 рублей. Тогда в Михайловском райсовете уже стояли у власти люди, у которых я хлеб брал в 1919 году. Это были Барышниковы и Керин Ефим. Особенно хотел включать меня в список Керин Ефим, у которого я 100 пудов проса взял для хутора Широкого на семена. Он мне так и сказал: "Пришел черед тебе отомстить за моё просо". Я говорю, что брал не для себя, а для людей, которые могли с голоду помереть. И не сам по своей охотке, а по решению нашей власти. А он отвечает: "Я тоже по решению власти". Я писал и в городскую власть (в Царицын), и в Москву - всюду ответ один: "Власть на местах решает, по их усмотрению". Мой отец Еринарх Матвеевич и отец моего друга Матвей Тимофеевич, с которым я в продотряде вместе был, поехали в Москву на приём к Всесоюзному старосте Михаилу Ивановичу Калинину. Сказали, что сыны их честно служили революции и советской власти и кулаками не являются. Он их выслушал и обещал разобраться в их жалобе. Но никакой бумаги им не дал. Вернулись с пустыми руками. После в район пришла бумага из Москвы, и весной 1930 к нам приехал районный начальник. Собрал собрание и ругал председателя сельсовета Кузнецова и его заместителя за искривление политики партии. Тогда наши организаторы колхоза предложили всех раскулаченных из колхоза исключить. Я на собрании им сказал, что все сельсоветчики контры и ушел с собрания.

В конце сентября 1930 года ко мне пришел товарищ, который работал в сельсовете в Раковке. Предупредил, что нас будут из хутора выселять. Я сказал, что ждать не буду и сам уйду. Он ответил: "Ты, односум [5], горячку не пори. У тебя дети, жена - куда ты уйдешь? В хуторе полно милиции. Завтра подвезут с других хуторов и повезут". Куда повезут, никто не знал. Следующим днем после обеда к нашему двору подъехала подвода в пару быков. Брат Ермолай с женой Татьяной, которых тоже выселяли, помогли сгрузить наши узлы на подводу. Поехали к школе. Там тоже стояло больше десятка других подвод. Женщины и дети плакали в голос. У школы ждали четверо милиционеров верхами [5]. Двинулись и поехали за хутор. Ехали дотемна. Потом старший конвоя сказал казакам подойти (к нему). Я с братом Ермолаем тоже пошли. Говорит: "Становитесь на ночлег. Подводы собирайте вместе и отдыхайте до утра. Кто захочет бежать, будем задерживать (вплоть) до применения оружия". Спать разместились прямо на подводах. Быков распрягли, дали сена. Утром опять тронулись. Ехали весь день. Вечером стали в какой-то малой балке. Края у неё пологие, а по дну было пересохшее русло ручья. Переночевали. Поутру старший конвоир сказал, что дальше не поедем. Надо выгружаться и строить себе жильё. Разгрузились. Три конвоира собрали все подводы и уехали в Раковку. Один остался для охраны лагеря. В балке осталось в зиму без крыши и еды 20 семей. Позавтракали, чем Бог послал. Я взял сына Ваню и пошел разведать места окрест. Пошли по балке вниз. Примерно в версте ушла балка в овраг. В начале была большая яма с водой. Я обрадовался, что есть вода, а то могли и без воды оставить. В сторонке лопатой разметили с сыном землянку. Были рядом места и для других землянок. Вернулись к остальным и рассказали как есть. Решили пока сухо рыть землянки. Еще от каждой землянки взять по человеку рыть колодец. Пока рыли, сыны наши собирали по оврагу ежевику. За день по ведру набрали.

Землянок решили нарыть по одной на две семьи. Получилось отрыть 10 землянок. Мы рыли на двоих с братом Ермолаем. Казаки, которые рыли колодец, рубили в овраге деревья для иструба [6]. Заодно сделали лестницу в колодец. Меня без голосования сделали старшим. Теперь по каждому важному делу приходили советоваться. Одним днем сбегал на хутор (Черемуховский). Обернулся ввечеру следующего дня. Охранник не заметил. Охранники дежурили сутками, потом менялись. Тот, который был с нами, всегда спал на холодке. На хуторе попросил казаков привезти материал для землянок, а то пропадём. Зять Костя стал возить бревна и крышу с нашего амбара. После привез доски с катуха, в котором жили на Раковке. Возили не до самого лагеря. Выгружали в балке, что до оврага. Охранник не видел. А может видел, но не говорил, потому (что) указаний никаких от начальства не имел.