Летописцы отцовской любви

Однажды, когда нашей Ренате было лет пять, мы наладились с ней на прогулку. Вдруг она вздумала взять с собой детскую коляску с куклой, но я ни в какую: коляска стала сплошной скрипучей рухлядью, у которой того и гляди отвалится какое-нибудь колесо (конечно, можно было и приварить их должным образом, но я, к сожалению, не находил для этого времени), а у куклы тоже лучшие годы были давно позади — она почти совсем облысела. Естественно, Рената подняла дикий рев, слезы с горошину, но все ж таки я настоял на своем, ибо, сказать по правде, стеснялся показаться на людях с таким скрипучим хламом, и мы пошли без коляски. Однако спустя годы я эту с виду ерундовую историю не раз вспоминал и ужасно жалел, что тогда не разрешил ей взять коляску. Нынче однозначно я пошел бы даже с этой плешивой куклой, потому как теперь мне плевать, что скажут люди. Теперь-то я понимаю, что такие вещи делаешь не ради людей, а ради детей, и остальное не имеет значения. Дети есть и должны быть в жизни самым главным — в это я всегда, по крайней мере, верил, хотя позднее, правда, в этом засомневался, особенно в тот период, когда Рената целых два года у нас не показывалась (ни разу даже не позвонила!). И стал я тогда думать: не роковая ли это ошибка, когда человек всем сердцем связывает себя со своими детьми, а дети потом, лет в шестнадцать или двадцать, берут и оставляют его навсегда? И стоит он себе в одиночестве с пустыми руками и открытым ртом и ведать не ведает, что ему теперь делать. Я, естественно, понимаю, что птенцам положено, как говорится, вылететь из гнезда и встать на собственные ноги, оно в порядке вещей, но все ж таки частенько в толк не возьму, куда потом деваться всей этой родительской любви? Тот факт, что за два года Рената ни разу не навестила меня, был, по существу, хорошей подготовкой к тому, что рано или поздно должно наступить (хотя за такую подготовку ей «большое спасибо»), Как говорится, дети — смысл нашей жизни, однако тут-то и кроется величайшая опасность: если вы так считаете, то, когда дети покинут вас, ваша жизнь логически теряет всякий смысл. Если, к примеру, отец моей Синди, которого она навещает раз в год на Рождество, относился бы к этому именно так, то он должен был бы пустить себе пулю в лоб. Но, видимо, к этому так относиться и вправду нельзя. Детки, как говорится, тебе и в радость и в бедки, и потому надо наперед знать, что за каждую радость рано или поздно придется платить. В том-то и дело.

10

С самого начала нашего знакомства М. отстранял меня от большинства проблем, связанных с его отношением к дочери. Естественно, я сперва думала, что те немногие беспокойные фразы, оброненные им в ресторане «Ambiente», лишь предваряют некое неизбежное вступление к проблеме, которую позднее в спокойной обстановке М. изложит мне подробнее. Но я ошибалась. Любой разговор на подобную тему М. обрывал, как только я пыталась завести его; и объяснял это тем, что не хочет постоянно и нудно докучать мне своей бесконечной мелодрамой…

— Постоянно? — удивилась я. — Мы еще ни разу не говорили об этом.

М. заявил, что это неправда, что тогда в «Ambiente» он сказал мне, в сущности, все.

Его четные уик-энды (заметьте: те, что он проводил со мной, были нечетными) создавали чуть таинственный, неведомый мир, вход в который для меня был закрыт. Со второй половины пятницы вплоть до воскресного вечера М. исчезал с моего горизонта. Пока еще он не хотел звонить мне в присутствии дочери, а если же, в порядке исключения, сообщал мне, когда и куда они предполагают пойти, то делал это лишь для того, чтобы мы случайно, не приведи бог, в указанном ресторане или кино не встретились.

Звонил он мне только в воскресенье под вечер, только после того, как сажал дочь в метро. То, как прошли выходные, я обычно распознавала по его тону в телефонной трубке (сам же он никогда не говорил мне об этом).

— Я хотел бы сегодня вечером пригласить какую-нибудь интеллигентную взрослую женщину на ужин. Но у меня три условия: она ни в коем случае не должна качаться на стуле, играть с кетчупом или с солонкой и уж тем более во время ужина не должна жевать жвачку «Губа-буба».

Вы угадали: выходные прошли удачно.

Но случалось, М. приходил совершенно убитый.

— Плохо было? — спрашивала я его осторожно.

— Хуже некуда.

— Серьезно? Мне, право, жаль. Хочешь поговорить об этом?

— Нет, прошу тебя, не надо. Иначе я снова рассержусь.

Я подчиняюсь его просьбе и начинаю рассказывать смешную историю из интимной жизни одного нашего оператора.

М. явно меня не слушает.

— Любовь моя, — говорю я с терпеливой улыбкой. — Ты меня вообще слушаешь?

— Извини. Все время думаю об одном и том же.

— Понимаю.

— Нет, боюсь, что, при всем желании, понять этого ты не можешь.

Ну конечно, не понимаю. Я бездетная и понять этого не могу. Могу только смиренно ждать, когда М. мне все объяснит.

— Кое-чем поделюсь с тобой, — говорит он. — Когда хочет, она может быть просто чудо! Остроумная, милая, внимательная… Но с равным успехом может вести себя как жестокая и наглая эгоистка.