Летучие бурлаки (сборник)

Я вроде как, лёжа на боку, читал книгу — но на самом деле косился на девушку, пытающуюся подремать. Сверху очень удобно коситься на девушек — если б я лежал внизу, у меня б не получилось заниматься этим так безапелляционно.

Было мне в ту пору лет девять или, скажем, двенадцать, как-то так.

Девушки эти до сих пор плывут у меня перед глазами; у них подрагивают веки — это выдаёт, что они не спят; ложечка в вагонном стакане позвякивает…

…Где всё это теперь? — девочки, ложечки, сладкий запах белья…

Потом, когда я уже учился в школе, в самом последнем классе, мы однажды поехали с одноклассниками в Питер: не помню, Ленинград он тогда был или уже Санкт-Петербург.

На обратной дороге я забрался на верхнюю полку, но уже не один, а с самой красивой одноклассницей. Ночью поезд тряхнуло, и я, лежавший на краю, упал вниз — голой грудью на стакан с подстаканником. Кто-то ночью пил чай и оставил на столике посуду. Прелесть подстаканника оказалась в том, что он был выполнен изящно — с двумя остриями в виде копий.

Я сидел на нижней полке и смотрел, как у меня из груди торчит подстаканник. Мелкое стаканное стекло аккуратно покрошилось у меня в грудной клетке, в районе лёгкого.

Наверное, меня наказали за то, что я вожделен-но смотрел на девушек в детстве. А как я должен был на них смотреть? Уберите, наконец, у меня подстаканник из груди, я до сих пор его чувствую, он холодный…

Тогда меня, обильно кровоточащего, перевязали, довезли до Дзержинска, где вычистили стекло и зашили — почему-то не вколов обезболивающее. Было больно, я кричал. Самая красивая девушка слышала меня в коридоре и плакала.

Хотя чёрт её знает, я ж не видел, это она сама потом сказала.

Неписаный армейский закон гласит, что спать на верхних полках авторитетным солдатам западло, но я таких девушек видел по диагонали в детстве, что меня не парили эти глупости. Свой положенный армейский срок я проспал на верхней полке. Иногда мне снилось, что моя кровать плавает по казарме, до тумбочки дневального и обратно. Единственный минус моего месторасположения был лишь в том, что когда взбесившийся сержант, спавший справа, кидал табуретку на пацанов, гоношившихся слева, — табуретка иногда падала на лежавших на верхних полках. Но на меня — никогда. Меня, видимо, уже наказали подстаканником.

Когда в двадцать два года я устроился в ментовской спецназ, именуемый ОМОН, и через полгода покатил в не на шутку развоевавшуюся чеченскую республику, то единственное, что я знал заранее, — так это где я буду спать.

Нас разместили в Грозном, в большом и сыроватом каменном ангаре, где уже были установлены в два яруса койки. На одну из верхних коек я немедленно взгромоздился. Под подушкой у меня, все шестьдесят суток, лежал автомат. За всё это время я ни разу не раздевался и не ложился на простыню. Спал поверх одеяла, в бушлате, очень сладко и спокойно, полтора с лишним метра над землёй.

Никаких девушек по диагонали уже не было, и они даже не снились.

Никогда в жизни мне не спалось так хорошо.

С тех пор я сменил множество кроватей — как минимум на трёх континентах, в двух десятках стран и сотне городов, где довелось побывать.

Двухъярусных кроватей нету нигде.

Мне, впрочем, нравится, когда в гостиницах в одноместном номере стоят две кровати вместо одной. Иногда появляется иллюзия, что кто-то придёт и полежит рядом. К тому же нет никакого риска упасть на подстаканник с большой высоты.

Впрочем, однажды, перед одним заграничным вояжем с литературными собратьями, в мой гостиничный номер подселили одного поэта.

Васю.

Я покидал вещи и пошёл в Москву, шляться по литкафе, догоняться спиртным со всякими близкими и неблизкими людьми.

— Как дела, Захар? — спросили меня спустя час.

— Да вот, в Америку еду, — похвастался я.

— Один?

— Да нет, в компании. Васька, например, едет.

— Вася? Круто… Чё за акция? «Мир без границ»? «Русские писатели за толерантность»?

— Не понял прикола, — нахмурился я.

— Вася ж пидор, ты что, не в курсе?

Я был не в курсе.

Не то чтоб я такой гомофоб, но я сразу вспомнил, что наши кровати в номере стояли рядом, буквально в упор.

Когда я ночью вернулся в номер, Вася уже крепко спал.

Походив кругами, я положил на тумбочку рядом со своей кроватью пепельницу. Потом ещё одну пепельницу. Больше ничего тяжёлого в номере я не обнаружил.

Покурив, я лёг спать и вроде заснул. Но, боже мой, никогда я не спал так херово. Какая тут Чечня, ей-богу, — никакого сравнения…

Я вешу 80 кг, рост метр восемьдесят, я могу много раз отжаться на кулаках и подтянуться больше, чем обычный мой ровесник. Не знаю до сих пор, каким образом Вася отжимается и куда подтягивается, но весил он под сто и рост у него был как минимум метр восемьдесят пять.

Мне всё время казалось, что Вася вроде как случайно переворачивается и заваливается на меня: мало ли что ему снится.

В три часа ночи, проснувшись в лёгком мандраже, я сел и уверенной ногой отодвинул его кровать. Вася не проснулся. Или виду не подал.

Утром, наверное, он обратил внимание, что наши кровати стоят как-то странно, будто бы буквой «V», хотя раньше стояли двумя слипшимися «II».