Летучий голландец

Солнце во все небо.
Солнце согревало мир живой и неживой природы.
Стайки маленьких рыбок носились в воде, как пилки для ногтей.
Большие рыбы лежали на воде и раскрывали жабры — так на рассвете раскрывают жабры белые лилии.

— Правильно говорит! — шумели матросы.— Правильно говорит Гамалай и матрос с усами, как у Леонкавалло, и матрос с усами, как у Ги де Мопассана, и правильно говорит Фенелон. Молодцы! — приветствовали матросы и стреляли в голубой воздух из кольтов. И стреляли с бешеными ругательствами.

Как раз в этот момент на палубу вышел капитан Грам.

Все его тело, как всегда, было покрыто красными вьющимися волосами. Если бы капитан превратился в собаку, то это был бы эрдельтерьер. Капитан вышел в кожаных шортах. На его красной волосатой груди на золотой цепочке висел кортик.

— Посмотри,— сказал капитан Пиросу, какие у меня красные кудри повсюду! Вот бы тебе такие!

Восставшие окружили Пироса и капитана. Матрос с усами, как у Тиграна III, сказал:

— Поздно, варвары. Прекратите ваши разногласия диктаторов и палачей. Ваше оружие!

— Этот матрос еще никогда в жизни не висел на рее. А еще носит усы, как у Тиграна III. Есть о чем призадуматься,— сказал капитан.

Было о чем призадуматься. Капитан сел на палубу и призадумался.
Он сидел на палубе и ломал голову.
Он собственным кулаком ломал голову матросу с усами, как у Тиграна III.

— Что здесь происходит? — спросил капитан, отряхиваясь.— Почему все шумят и что-то бормочут?

Гамалай вмешался в дело. Он был бледнолиц и в темных очках.

— У нас восстание! — воскликнул Гамалай.— Ведь и мы люди, и я тебе не побоюсь сказать прямо в лицо, капитан: между матросами и офицерами я не вижу никакой разницы. Та разница, которую вы ввели,— искусственна и фальшива.

— Знаешь что,— сказал капитан,— хорошая бутылка вина и бутылка хорошего вина — все же большая разница.

Матросы зааплодировали. Аплодисменты постепенно перешли в овацию. Капитан сумел затронуть самые интимные струны матросской души.

— Правильно говорит! — ревели матросы с воодушевлением.— Молодец, капитан! Вот это сказал, пси на!

— У нас восстание! — напомнил Гамалай. — Матросы! Все как один!

— Мы не хотим с тобой разговаривать! — закричали матросы. — Капитан правильно сказал про то, что бутылка — это да! — И матросы, чтобы не разговаривать с Гамалаем, все как один полезли на мачты.

Они сидели на реях, как сине-белые вороны, и махали кольтами.
Это огорчило Гамалая.

— В нашей программе не было похода на реи. Как раз в этот момент вы должны штурмовать рубку управления.

— Ах, у вас восстание,— обрадовался капитан.— А почему оно стихийное и так плохо организованное? Почему вы вооружены одними кольтами? Это преступная халатность в таком правом деле!

— Позовите доктора Амстена! — восклицал Гама лай.— И вам и нам нужно будет перевязывать раненых и делать внутренние инъекции. Капитан, приготовься мужественно умереть. Это твой последний долг перед командой.

— Молчать,— сказал капитан громовым голосом.— Мой долг — возглавлять все, что происходит на моем корабле! К оружию, матросы!

Матросы расхватали автоматы.

— В две шеренги становись! — не унимался капитан.— Восстание начинай! Долой ледники и да здравствует солнце! За мной!

Матросы воодушевились до последней степени и с автоматами наперевес бросились кто куда.

Они перестали стрелять в воздух и стали стрелять друг в друга. Пули свистели!

Впереди всех бесился Пирос. Он показывал такие чудеса храбрости и геройства во всеобщей драке, что писать об этих чудесах прописные истины — преступление.

Сотл то опускался на колени, то поднимался на цыпочки. Он думал, что это совсем не восстание, а репетиция музыкальной комедии из репертуара Кальмана.

Матросы дрались в одиночку, но и объединялись.

— Стойте, стойте! — уговаривал всех Сотл.— Не стреляйте. Не надо крови. Меня от нее тошнит. Лучше оглянитесь: как прекрасно по небу летят журавли. Они летят на юг!

Журавли действительно летели на юг. Нет прекраснее птицы, чем журавль. А как поют журавли в сентябре!

Но матросов сейчас это совсем не интересовало. Их интересовал трюм. В трюме стояли бутылки бренди. Около трюма дрались врукопашную. По палубам плыла кровь.

Особенно кроваво дрались матросы: один с усами, как у Леонкавалло, другой с усами, как у Ги де Мопассана. Ораторы и вожди, сначала они плевали друг другу в физиономии. Потом били друг друга прикладами по переносице. Потом разбивали друг другу бляхами лбы. Потом упали на палубу и задушили друг друга. Они жили счастливо и умерли в одну и ту же минуту. Их объятия оказались смертельными.