Когда Меерс, увешанный багажом, тащился по коридору, огромные стекла стен дребезжали и выгибались под ветром. Холод проникал через пол, поднимался по ногам. Он торопливо прошел в мужской туалет и сбросил вещи на пол. Набрал воды в раковину и плеснул в лицо. Каждая упавшая капля отдавалась эхом в пустых стенах.
Вид собственного лица в зеркале был невыносим.
Ему нужно было найти билетную кассу. Получить посадочный талон. Найти выход на посадку, сесть на самолет. Ему нужно было попасть домой.
Что-то вдруг велело ему выбраться отсюда. Бросить все. Уйти.
Он быстро прошел мимо пустынной зоны вылета, распахнул двери и вышел на обледеневший тротуар. Зашагал по направлению к первой машине в длинной очереди такси. Это был старый желтый «Чекер», большая, неуклюжая, приветливая машина. Меерс плюхнулся на заднее сиденье.
— Куда едем, Мак?
— В центр. В хороший отель.
— Считай, что уже там. — Водитель осторожно тронулся с места по скользкой мостовой. Вскоре они уже мчались по широкому шоссе прочь от аэропорта. Меерс посмотрел в заднее окно. Денверский аэропорт напоминал кубистскую скульптуру, изображающую повозку в прериях, с огромным, чудовищно дорогим тентом, под которым ютятся современные переселенцы.
— Экий здоровенный уродец, да? — сказал таксист.
Меерс заметил, что водитель смотрит в зеркало заднего вида. Кустистые брови под старомодной таксистской фуражкой с блестящим козырьком. Широкое лицо, щетина на подбородке. Большие руки на баранке. Медальон таксиста с именем В. КРЖИВИЧ. Медальон нью-йоркский.
— Кржи-вич, — растолковал водитель. — Вирджил Крживич. Мы, поляки, продали все свои гласные лягушкам. Теперь используем те согласные, которые русские выбросили за ненадобностью. — Он хихикнул.
— Не далеко от дома забрался? — подивился Меерс.
— Позволь рассказать тебе маленькую историю, — сказал Крживич. — Однажды давным-давно, тысячу лет назад, насколько я помню, я вез кого-то ночью из ЛаГардиа. В Мариотт, на Таймс Сквер. Примерно в это же время, через Триборо, вниз по Рузвельт-стрит, и на месте. Но тот парень посмотрел карту, велел ехать через туннель. Ладно, говорю, деньги ваши. И что вы думаете, выныриваем мы из туннеля, и что я вижу? Не Эмпайр Стейт Билдинг, а эту долбаную шлюху, Денверский аэропорт. То есть я в Денвере. Я никогда не был в Денвере. Стало быть, оборачиваюсь я через плечо, — Крживич проиллюстрировал слова действиями, обдав Меерса зловонным дыханием, — а никакого тебе туннеля нет, только стадо машин несется по шоссе. Так оно с тех пор и повелось.
Крживич проскочил на желтый свет и выехал на обледеневшее шоссе. Меерс увидел зеленый указатель «Центр». Прямо впереди, над горизонтом, вставала полная луна. Машин было немного, и неудивительно, поскольку гололед усиливался. Впрочем, таксиста это не волновало, и старый «Чекер» шел ровно и мощно.
— Значит, решил остаться здесь? — спросил Меерс.
— «Решил» тут никакой роли не играет. Думаешь, я отключился, затмение нашло, и сам не заметил, как сюда приехал, да? — Крживич опять посмотрел на Меерса через плечо. В свете фонарей тот увидел, что левая часть лица у него почернела и распухла. Левый глаз заплыл. Щеку пересекала длинная резаная рана, не зашитая хирургом. — Черта с два. Факт тот, что ни одна из этих дорог не ведет в Нью-Йорк. И уж поверь мне, я их все перепробовал.
Меерс не знал, как реагировать на это заявление.
— Что у тебя с лицом? — спросил он.
— Это? Небольшая стычка с ночными полицейскими. Фары не работали, можешь себе представить? Я еще легко отделался. Вмазали разок по башке и отпустили. Черт, мне и похуже доставалось. Гораздо хуже.
И пилот говорил что-то о ночных полицейских. Они отправили его напарника в госпиталь. Что-то здесь было не так.
— Так ты хочешь сказать, что эти дороги не ведут в Нью-Йорк? Но это же шоссе между штатами. Они соединяют все города.
— Хочешь найти во всем этом смысл? — сказал Крживич. — Советую тебе этого не делать.
— В чем ты хочешь меня убедить? — спросил Меерс, чувствуя закипающее раздражение. — Что вообще происходит?
— Ты думаешь, а не находимся ли мы в долбаной Сумеречной Зоне или как ее там? — Крживич опять посмотрел на Меерса, но тут же отвернулся к дороге, покачивая головой. — Ведь верно, приятель. Да нет, мы в Денвере. Только этот Денвер как-то весь перекручен.
— Мы в аду, — сказал голос из рации.
— Черт бы тебя побрал, Московиц, тупая скотина.
— Только так и можно все объяснить, — продолжал голос из радио.
— Это ничегошеньки для меня не значит, — закричал Крживич в микрофон. — Посмотри вокруг. Ты видишь ребят с вилами? Может, видел кипящие котлы с этой… как ее…
— Серой? — предположил Меерс.
— Во-во. С серой. — Он ткнул пальцем в микрофон. — Московиц, мой диспетчер, — объяснил Меерсу. — Видел потерянные души, которые стонут и плачут?
— Я слышал множество стонущих и плачущих душ по радио, — ответил Московиц. — Я и сам иной раз кричу и плачу. И, как пить дать, потерян.
— Нет, только послушайте его, — сказал Крживич, хихикая. — И мне приходится это дерьмо слушать ежедневно.