Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

Девушка больше не появлялась. Может, она приходила в другое время? Так ведь и я целый год заходил в разное время, то утром, то днем, то к вечеру. Наши пути обязательно бы пересеклись. Оставалось лишь сделать вывод: она, как и я, приезжая. Она тогда была без подруг, одна, — значит, не университетская. Хорошо одета, так сказать, во всем выходном; студенты выглядят попроще. Да и москвичи обычно не обедают в столовках, они на маминых харчах.

Нет, явно приезжая. Взгляните как-нибудь на провинциальных девушек, когда они, цокая копытцами, выходят на перрон из поездов дальнего следования. Словно на танцы нарядились. Приезжих девушек в Москве отличить легко: либо с иголочки одеты, либо — как беженцы. Ну, тут еще зависит, откуда приехала, из города или деревни, большого города или маленького, столичного — все-таки у нас пока пятнадцать республик — или рядового. Я говорю только о девушках. Москвичек — тех другое отличает. Какой бы модницей она ни была, но обязательно небольшой штрих выдаст ее с головой. Либо сумочка потертая, либо каблучки поцарапанные, либо на драгоценной дубленке разошедшийся шовчик самодельно зашит нитками. Москвички — у себя дома, а дома мелочами пренебрегают. По тому же принципу легко отличить наших от местных и за границей — там сами москвички становятся как бы приехавшими из провинции в столицу: все на них безупречно.

Почему меня занимают эти мелочи… Для меня они не были мелочами. От этого зависело — ходить ли по-прежнему в столовую на Моховой, или, может быть, шататься по всем московским вокзалам, надеясь на авось. Помните старый фильм «Девушка без адреса»? Там артист Рыбников высчитывал, сколько лет понадобится, чтобы обойти все московские квартиры подряд в поисках незнакомки. Мне и это не светило, в таком случае мне надо было бы обойти подряд все квартиры всей страны.

Через год я рассуждал так: что мы имеем? Определенно, она не студентка МГУ. Если б не в столовой, то в скверике перед университетом я б ее обязательно встретил. Со мною уже начали здороваться, настолько я примелькался. Девяносто девять процентов против одного, что она и не москвичка. Как я уже говорил, москвички по случайным столовым не ходят. Вот оно — «случайным»! Куда и откуда она могла идти по Моховой?.. Из «Националя»? Отпадает. В Библиотеку имени Ленина? Глупо, туда с утра ходят, а не в обед. И потом, там — впритык, как говорится, одноименное метро, проще на нем добраться. В соседнее университету здание — в «Приемную Верховного Совета» с какой-нибудь жалобой мамы-папы? От метро у библиотеки и туда тоже ближе. А вдруг не в «Приемную…», а из «Приемной…», скажем, в сторону улицы Горького?.. Нет, с жалобами ходят, чтобы разжалобить, и одеваются победнее, а не как в театр. Уж родители бы проследили, продумали все детально. Когда у меня отчим в тюрьму сел, я в ту «Приемную…» не то чтобы в бабкиных галошах на босу ногу ходил, но и не в хрустальных туфлях.

Я сказал: не в театр. Так, театры, концерты, выставки… Прямое попадание — Манеж! Стоит наискосок от столовой. Как сказал бы кретин полковник Шнейдер из бессмертного «Швейка» (недавно, наконец, прочитал): Центральный выставочный зал потому и называется выставочным, что в нем проводятся выставки. Выставки, а не спортивные лотереи, дубина!

Ну и что теперь мы имеем?.. Она побывала на выставке, увидела столовую напротив и зашла. Итак, искомый центр найден. Москвичка не москвичка, а все они на выставки ходят. Побывала на одной, придет на другую, на третью… По вокзалам мне бродить не надо, уже легче.

Теперь вероятность встречи была больше, можно было даже высчитать. Достаточно одной знаменитой выставки, и действовать в первое же воскресенье. Прийти загодя к открытию кассы и инспектировать очередь с утра до вечера. Проще пареного. Пара пустяков.

Это сейчас кажется, что пара пустяков. А я до этого год своим умом доходил.

Все равно ничего не вышло…

Так продолжалось еще с год. Я изучил — снаружи! — все выставки, какие были, начиная со всесоюзной живописи и кончая художниками Подмосковья. А на выставке чешского стекла даже побывал, но дальше чешского бара, сразу за входом на втором этаже, не пошел — выдохся, мотаясь по очереди на площади. Стекло, правда, впечатляет, там подавали крепкие коктейли в небольших разноцветных рюмках и слабые пунши в высоких красивых фужерах. Я того и другого из любопытства, с горя, испробовал изрядно. Чех-официант даже заинтересовался мной: сколько ж в меня может влезть, — он, мол, готов угощать за свой счет. После восьми крепких он передумал и поспешно со мной распрощался. «Приходите еще», — приглашал он, явно кривя душой. Я был трезв, как стеклышко. Не брало.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Женился, жил в Москве, дети росли… И вот однажды днем, в октябре, случайно оказался у входа в Манеж. Было воскресенье, ходил к приятелю художнику в мастерскую на Калининском, не застал, захотелось побродить по старой Москве.