Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

Тут-то и пошла Африка минут на пятьдесят. И мне немножко внимания перепало, раз я удосужился вместе с Витом побывать в дальних краях.

Исчерпали Африку…

А я наготове. И озабоченно спрашиваю друга:

— Тебе домой не пора?

— Куда?.. — оторопел он.

— Слушай, если ты так бездумно будешь время терять, ты никогда докторскую диссертацию не закончишь! — беспокоюсь я.

— Не докторскую, а кандидатскую. И уже закончил, — отмахнулся он.

— Вы в аспирантуре? — заинтересовалась Лариса. — А где?

И, пожалуйте, еще на полчаса об университете.

Речь у Вита так и журчит. А я тоже слушаю и горжусь. Со мной не пропадешь. Сам с собой даже я нигде не пропаду!

Чудесная девушка. И, главное, красота у нее не истуканная, не холодная, самоуверенная, а живая, мягкая, добрая…

Полчаса истекло. Я продолжаю стараться. Вспомнил последнюю книгу, которую мне безуспешно давал почитать Вит.

— Не помню, — попытался я наморщить лоб, — роман «Процесс» Юлиан Семенов сочинил?

Ну, они оба разом вскинулись, начали меня просвещать, а затем, забыв обо мне, заспорили о каком-то Кафке.

Короче, показал я друга Ларисе со всех сторон: за один вечер она его больше узнала, чем за месяц бы, если бы я не вмешался.

С тех пор Вит повадился заявляться ко мне домой чуть ли не по ночам и говорить часами о своей ненаглядной, пока сам не заснет на стуле.

Да, замечательная девушка. И профессия соответствующая — искусствовед, столь тонкий она человек. Впрочем, она бы могла быть и детским врачом, такую доброту излучало ее лицо.

Они встречались Каждый день. Меня они не избегали и милостиво позволяли иной раз погулять с ними, сходить в кино или кафе. Это еще больше расположило к ней мою ершистую натуру. Ведь не перевелись еще подруги, которые перво-наперво стараются отвадить дружков-товарищей то ли из глупой ревности, то ли по неистребимой привычке собственниц.

Лариса была другой: спокойной, дружелюбной, доверчивой, ни тебе малейшего раздражения, обиды… Одним словом, идеальная.

Честно говоря, таких не бывает. Что меня и настораживало. Наверное, потому и появилось какое-то опасение, предчувствие… Неясная тревога ныла в душе, как от далекого скрипа дерева на пустынном лугу. Со мной такое нередко случалось где-нибудь на охоте: или дальний дергач скрипит, или дерево в тишине где-то, а где — не видно. И непременно к грозе.

Я не мастак копаться в ощущениях, но заметил, что мое странное предчувствие возникало в тот неуловимый миг, когда я отводил взгляд от Ларисы и затем снова смотрел на нее. А не смотреть было трудно. Она притягивала. И вот те мгновения невольно оставляли промелькнувшее впечатление чего-то чужого, какой-то лжи…

Затем я сделал неожиданное открытие. Если дома я старался вспомнить ее лицо, оно вдруг возникало совсем не тем, другим: жестким, злым, расчетливым…

Я пытался осторожно выведать у Вита, а какое воспоминание остается у него, но недаром говорят: все влюбленные слепы. Он по-прежнему видел ее будто наяву — мягкой, доброй красавицей. Ну а я мог судить вроде бы непредвзято. Я уже говорил, что, как человек волевой, запретил себе в нее влюбляться, я ей не пара. «Ему б кого-нибудь попроще…» — поется в известной песне. Это про меня.

Оглядываясь назад, я полагаю, что немаловажным стал прискорбный случай с фотоаппаратом. Однажды в парке имени Горького — знаете каменную беседку над Москвой-рекой? — я их сфотографировал пару раз своим «Киевом», хотя Лариса и отнекивалась, говорила: не любит сниматься… Еле уломал.

Затем она внезапно захотела запечатлеть Вита со мной. Мы приняли достойную позу, положив друг другу руку на плечо. А Лариса села на балюстраду и, наводя аппарат на резкость, батюшки мои, слегка откачнулась назад, потеряла равновесие и…

Ее мы удержали, а мой «Киев» нет.

Она так расстроилась, запереживала:

— Новый куплю!..

На то я и водолаз, чтоб новый не покупать. Разделся, нырнул на дно — и будьте любезны! Естественно, потом с фотоаппаратом пришлось повозиться дома, пока привел в порядок. А пленке, конечно, каюк!

Тогда и шевельнулась у меня непрошеная мысль: «Не нарочно ли она это устроила?» Но зачем?

Понятно, не сразу нашел я ответ. Где там! Целый месяц прошел…

Видимо, главным явились слова Ларисы, которые как-то вырвались вскользь.

— Какая вы красивая! — не удержавшись, сказал я.

— Красивая, когда на меня смотрят.

Ее слова меня ошеломили, потому что, в отличие от Вита, я их понял буквально. Значит, когда не смотрят, она — другая? А ведь это похоже на мои загадочные ощущения. Все постепенно становилось на свои места. Так, так, так…

Но как же, позвольте, увидеть Ларису, не смотря, не глядя, не глазея на нее?!

Задача… Ну что ж! Я не из тех, кто отступает. Не простые проблемы приходилось решать и в трущобах Гонконга, и в знойных африканских пустынях, и в мрачных шотландских замках!

В Южном порту столицы имелся знакомый механик, по призванию художник-самоучка. Для Доски почета он всех лучших людей производства, кроме меня, в красках изображал, особенно удавались ему портовые активистки. Я и попросил его сделать портрет Ларисы. Причем не впрямую нарисовать, не с натуры, а исключительно по памяти.