Мы сразу забраковали идею Фелера, считая, что взрыв может повредить корабль сильнее, чем скала. Тогда было выдвинуто еще несколько менее эффектных предложений, также не принятых, и мы разошлись, так и не придя ни к какому решению. Договорились снова собраться утром.
Через несколько часов, стоя на мостике, я с тоской осматривал место нашей вынужденной стоянки, снова и снова прикидывая, что будет дальше. Все имеющиеся альтернативы казались одинаково непривлекательными. Мы могли провести время, оставшееся до окончания войны, либо влача жалкое существование на Кергелене, либо в лагере для военнопленных. Конечно, существовала вероятность того, что нас подберет собрат-рейдер, но даже эта мысль не утешала. Я содрогался, представляя, сколько унижения это «спасение» принесет Рогге. Никогда раньше я не восхищался нашим командиром так сильно, как сейчас. Он с достоинством переносил обрушившиеся на нас несчастья, заставляя всех, и в первую очередь себя, работать до седьмого пота. Это был настоящий командир – спокойный, знающий, излучающий уверенность, использующий любые средства, чтобы справиться с судьбой.
Я почувствовал легкое дуновение ветра у своей щеки. Это было нечто новое, непохожее на уже ставшее привычным холодное оцепенение. Влажное касание, оно повторилось снова и сопровождалось далеким шепотом, отличным от монотонного ритмичного гула моря. Поднимался ветер, которому совсем скоро предстояло стать разрушительным ураганом. А между тем по неподвижно замершему кораблю прокатилась вибрация действия, дрожь движения прошла от обшивки палубы под моими ногами по телу вверх и передала мозгу сигнал тревоги, побуждающий к генерации новых идей. Скала скрипела и скрежетала, но звук был необычным, и вибрация, которую она передавала корпусу, тоже была необычной. Наконец я понял, что происходит. Ветер, быстро набиравший силу, толкал «Атлантис» вправо, и наш корабль раскачивался на скале, словно дверь на петлях.
С одной стороны, это не сулило ничего хорошего, потому что постоянное трение металла о гранит могло увеличить пробоину, но с другой стороны, здесь можно было усмотреть шанс на спасение. Я связался с Рогге, который незадолго до этого ушел в свою каюту немного отдохнуть после тягот дня, и объяснил, что происходит.
– Хорошо, – сказал он, – я сейчас буду.
Вскоре я почувствовал его присутствие, хотя и почти не видел в ночной темноте.
Под натиском ветра корабль повернулся почти на девяносто градусов. Теперь следовало попытаться обратить силу шторма себе на пользу, выбирая кормовую якорную цепь, чтобы помочь корме преодолеть ветер. Это у нас получилось, и теперь нас, как мы и хотели, подталкивало в противоположном направлении.
Носовая часть корабля задрожала от напряжения. Раздался звук рвущегося металла, корабль качнулся, потом еще раз, затем последовал еще один громкий звук, толчок, и «Атлантис» соскользнул со скалы.
Свободны! Но как долго продлится эта свобода? Мы находились на корабле с одним винтом, дрейфовавшем боком в узкости, лишь не намного шире длины корпуса. Корабль был поврежден, потрепан непогодой, а мы, судоводители, даже не видели берега – только некую бесформенную темную массу на фоне чуть более светлого неба. А слева по борту нас подстерегает все та же угрожающая, острая, словно бритва, гранитная игла, готовая снова вонзиться в корпус.
Несмотря на адский холод, я почувствовал, что сильно вспотел. Пот струился по моему телу с головы до самых пят. Рогге отдавал приказы. Нашими глазами, на которые можно было положиться, стали два человека с лотами, занявшие места в носовой и кормовой частях корабля. Им с немалым трудом удавалось перекричать завывания ветра. «Десять саженей! Восемь саженей! Шесть саженей! Полный вперед!» Лязганье машинного телеграфа слилось в один постоянный звук. Мы отчаянно пытались избежать нового столкновения, повернув против ветра. Менее чем за четыре часа я передал в машинное отделение более двух сотен приказов! И только тогда мы, наконец, вырвались из ловушки в открытый залив. Когда загремели цепи и якоря устремились вниз к морскому дну, я услышал громкий шепот и только через мгновение понял, что это я сам возношу Господу благодарственную молитву. В это время на мостик поднялась темная фигура и раздался холодный равнодушный голос:
– Все в порядке?
Это был офицер, пришедший сменить меня. Он, как и все остальные, был настолько измотан напряженным ритмом последних дней, что проспал финал.
За завтраком последовали умеренные выражения восторга, весьма сдержанные, потому что ни для кого не было секретом, сколько проблем еще предстоит решить. Прежде всего следовало придумать, каким образом, пребывая в столь пустынной местности, залатать пробоину в корпусе. Чувство подавленности и уныния, которое, казалось, окутывало эти острова, подействовало и на нас. Мы предчувствовали грядущую трагедию. И не ошиблись.
Глава 17
МОГИЛА НА ДАЛЕКОМ ЮГЕ
В обдуваемом ледяными ветрами пустынном уединении Кергелена находится самая южная могила немецкого солдата.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное