«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940–1941

В своих военных мемуарах Черчилль записал: «Его [„Худа“] потеря была тяжелым ударом, но, зная, сколько кораблей теперь охотится за „Бисмарком“, я не сомневался, что рано или поздно мы его достанем».

Мы, офицеры, тоже так думали, и невозможно описать странную смесь надежды и отчаяния, с которой мы слушали рассказы об одном из самых драматичных эпизодов войны на море, деталях последнего сражения «Худа». После того как «Бисмарк» получил решающий удар от «Дорсетшира», мы почтили его память минутой молчания, и даже самые непоколебимые и решительные из нас оказались во власти пессимизма. Команда пребывала в депрессии, а мы снова оценили мудрость капитана, который увел корабль далеко в Атлантику.

Гибель «Бисмарка»[28] много для нас значила и по чисто личным, эгоистическим мотивам. В мае мы должны были направиться домой. Теперь мы знали, что нам нет туда пути, потому что Северная Атлантика представляет собой растревоженное осиное гнездо. Движение линкора повлекло за собой присутствие в море множества судов снабжения и метеоразведки, также было произведено развертывание нашего подводного флота. Проанализировав ситуацию, мы поняли, что теперь, когда присутствие «Бисмарка» не связывает другие линкоры и неизменно сопутствующие им крейсера и эсминцы, англичане начнут охоту за другими кораблями – «слугами» жертвы. И если мы направимся в Северную Атлантику, то попадем прямо им в руки.

– Очистить нижнюю палубу!

Рогге собрал команду и объявил им новость. Мы не станем прорываться в Европу, а направимся в другую сторону, выйдем в Тихий океан, обогнем мыс Горн, и когда тревога уляжется…

Глава 21 НАПРЯЖЕНИЕ НАЧАЛО СКАЗЫВАТЬСЯ

Обратно? Но ведь следствием этого станут еще долгие месяцы пребывания в море. Если не считать краткого пребывания на Кергелене, команда уже больше года не сходила на берег! Удар был тяжелым для моряков. Рогге это понимал и принял такое решение только потому, что не видел другого выхода.

Шестьдесят процентов команды были женатыми людьми, многие из них резервисты, имеющие мирную профессию, никак не связанную с морем. Их искренне тревожили сообщения о бомбежках и влиянии блокады на жизнь населения Германии. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что решение Рогге не нашло одобрения команды, впрочем, он на это и не рассчитывал. Но слово капитана было законом.

Повороту на восток предшествовало короткое совещание, точнее, непродолжительная встреча, во время которой Рогге передал штурману и мне приказы, которые нам надлежало исполнить. Он не собирался идти на попятную.

– Извините, господа, но мое решение окончательное, – сказал он. – Понимаю, что это тяжелый удар для людей, не легок он и для меня. Но наш долг – спасти корабль и продолжать действовать на торговых коммуникациях противника.

Рогге, как обычно, исходил из практических соображений. У нас еще осталось больше половины боеприпасов, «Атлантис» находился в превосходном техническом состоянии и имел достаточно топлива, чтобы в течение нескольких месяцев не зависеть от помощи извне. Командование предложило в качестве альтернативы идти в Дакар, но Рогге не согласился, заявив, что туда войдешь, а обратно уже не выйдешь. Видеть «Атлантис», на неопределенный срок застрявший на якорной стоянке, ему не хотелось. Наше появление на Тихом океане, объяснял он, собьет противника с толку, вызовет дополнительные перемещения судов и, вероятнее всего, даст возможность найти у австралийского побережья дополнительные жертвы. Но что потом?

– Что ж, – криво усмехался Рогге, – осенью можно будет вернуться в Южную Атлантику, а зимой сделать попытку прорваться на север.

«Атлантис» изменил курс и направился на восток… уничтожив «Рабаул» и «Трафальгар».

17 июня мы потопили «Тоттенхем», которым командовал капитан Вудкок.

Имея на борту груз боеприпасов, судно взорвалось, как вулкан. Спустя пять суток, 22 июня, мы потопили «Бальзака», лишив союзников груза, в котором было 4000 тонн риса, много пчелиного воска и разный генеральный груз – от консервированных бобов до мешков с почтой.

Вскоре после этого мы передали пленных на другой корабль и снова остались сами по себе. Мы двигались на восток, все время на восток. Над нами было небо, такое же мрачное, как наше настроение, а вокруг бесновались волны, и утихомиривать их ярость приходилось маслом. Мы прошли остров Принс-Эдвард. Мы прошли Новый Амстердам. Градины летели, как пули, а дождь лил сплошным потоком, нанося не менее сильные удары, чем безжалостное море. Наша жизнь превратилась в нескончаемый кошмар, а о сне оставалось только мечтать. Сутками напролет в небесах громыхал гром – весьма уместное звуковое сопровождение к сцене шторма.