«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940–1941

Гробовое молчание. Старшина нетерпеливо огляделся, спеша вернуться к выполнению своих многочисленных обязанностей.

– Чего вы ждете? Я отдал приказ.

Тишина.

– Вы что, не слышали? – моментально обозлившись, проревел он. – Немедленно уберите стол.

Несколько человек сделали неуверенное движение к столу, но остановились. Вмешался тощий матрос.

– Это стол сигнальщиков, – объяснил он, – пусть они и убирают.

– Не важно, чей он. Убирайте!

Матрос хмуро взглянул на старшину, потом оглянулся на товарищей.

– Не буду!

– Что? – не поверил своим ушам старшина.

– Не буду, – твердо повторил матрос.

– Я тоже, – добавил его товарищ.

Вошел дежурный офицер.

– В чем дело, старшина?

И старшине пришлось объяснять, почему вокруг стола, который следует всего лишь убрать, стоят хмурые матросы и со злостью взирают по сторонам.

– Вы слышали приказ старшины? – спросил офицер.

– Так точно.

– И отказываетесь его выполнять?

– Так точно.

Ну что ж, подумал офицер, понимая, что за развитием событий наблюдает несколько десятков матросов, остается только один выход.

– Караульный! Этих людей под арест!.

Являясь председателем военного трибунала, я был поставлен перед очень деликатной проблемой, причем насколько деликатной, я понял, только углубившись в наше военное законодательство.

Два матроса обвинялись в мятеже. Это означало, что они могут быть расстреляны или повешены. Можно было отпустить их, но мы не могли этого сделать, как бы безвредны ни были их действия и какие бы извинения они ни принесли, поскольку их вина была очевидна. Отпустить их, проявить снисходительность, позволив остаться на свободе среди своих товарищей в таком рейсе, как наш, было бы не только неправильно с официальной точки зрения, но и опасно с моральной. Я стремился найти то, что англичане называют золотой серединой, и не мог.

– Отсрочка наказания, – отчаявшись, объявил я и отправился изучать тома законов.

Вот оно! Архаичная оговорка…

– Введите заключенных.

Матросов ввели, и я торжественно объявил приговор:

– Три месяца крепости.

Заключение в крепости раньше применялось к офицерам благородного происхождения и являлось формой почетного лишения свободы. Но приговор звучал достаточно внушительно, чтобы в зародыше подавить желание подражать нарушителям. Он произвел впечатление на команду и даже на сигнальщиков.

– Три месяца крепости? – удивился Каменц, когда людей увели. – Но это же невозможно исполнить.

– Совершенно верно, – пробормотал я.

Этот инцидент произошел на ранней стадии нашего похода, и мы смогли перевести провинившихся под охраной на судно снабжения, возвращающееся в Германию. Только годом позже я узнал, что наши ожидания того, что произойдет дома, когда командование прочтет весьма необычный приговор, более чем оправдались.

– Заключение в крепости? Крепость для двух матросов? Неужели они там думают, что у нас так много крепостей?

Последовали срочные консультации между историками и юристами адмиралтейства, после которых было принято решение отменить мой приговор по причине невозможности его выполнения. Вместо этого парни отправились на две недели в тюрьму, хотя почему они были подвергнуты этому наказанию, я так и не понял. Интересно, что бы сказали по этому поводу господа Гилберт[29] и Салливан.[30]

Сейчас все это кажется забавным, но тогда нам было очень важно сдержать развитие даже малейших симптомов взаимной неприязни. Такие вещи чрезвычайно заразны и быстро распространяются, особенно в ограниченном мирке корабля, где даже простое раздражение может быстро перерасти в общий кризис. Поэтому оба случая применения нами мер дисциплинарного воздействия к пленным связаны с отказом матросов относиться с должным почтением к своим офицерам. Выступления вроде «мы теперь все пленные, а значит, равны» и «он ничем не лучше меня», по нашему твердому убеждению, следовало подавлять в зародыше. Но об этом я уже упоминал.

В нашей команде существовала проблема, которую многие назвали бы большой проблемой, связанная с неудобствами, которые неизбежно испытывают мужчины, в течение длительного времени лишенные женского общества. Сначала мы опасались, что присутствие на борту женщин-пленных усугубит ситуацию. К счастью, это оказалось не так. Во всяком случае, никаких открытых конфликтов не возникало. Правда, появились другие трудности, и первая из них, причем серьезная, возникла во время празднования Нового года на Кергелене. Мы дали разрешение на представление импровизированного кабаре, в котором плясали переодетые девицами матросы. На них были побрякушки и платья, найденные на захваченных судах. Жизнь показала, что это было неумное решение, и уже через несколько дней после этого военному трибуналу пришлось рассматривать два случая гомосексуализма. Но в общем проблема, которой так много внимания уделяется на берегу, не достигла масштабов, которых следовало опасаться.

Мы направлялись к островам Антиподов, и Рогге, использующий каждую возможность, чтобы поднять моральный дух команды, кроме «отпускной» системы придумал и ряд мер дисциплинарного воздействия, направленных на то, чтобы люди были постоянно заняты.