Черт, я понимаю его и ее, но как ей жить с мужем, навечно заключенным в Азкабан? Ее мечтой было навсегда остаться в мире магов, даже после того, что случилось с Роном и со мной, она не готова была вернуться туда, откуда она родом. Так что она сделала свой выбор. Как и Джинни Уизли… Что я могу сказать ему сейчас? Предательство Гермионы, это очевидно, почти убило его. Но если задуматься, а что бы она делала сейчас? Завтра все газеты Магической Британии напишут о том, что мы с Роном — преступники, совершившие вместе с бывшими Упивающимися побег из Азкабана. Значит, у нее не осталось бы и надежды на наше помилование.
- Знаешь, — говорю я наконец, — зато мы теперь с тобой свободные люди и опять завидные женихи. Спи, тебе надо отдохнуть.
- А мы с тобой опять в полной заднице, да? — спрашивает он, но я вижу, как глаза его начинают подергиваться мутной дымкой подступающего сна — зелье начинает действовать.
- Ну, я бы сказал, для нас это становится обычным местом.
Я вижу, как сонная улыбка блуждает и гаснет на его лице, а потом и меня начинают опутывать незримые тонкие нити, затягивающие в провалы, заполненные белесым туманом. Мне кажется, я падаю, падаю, но никак не достигаю дна, и в тоже время слышу мерное поскрипывание деревянной обшивки корабля, а потом мне чудится плеск волн, доносящийся из чуть приоткрытого иллюминатора. И будто теплый влажный воздух касается моего лица. А когда я ворочаюсь во сне, пытаясь найти более удобное положение, я ощущаю, что мои руки свободны.
13. Гуава и папайя
Я просыпаюсь оттого, что мне кажется, что солнечный свет, проходящий через какую-то преграду, щекочет мое лицо. И я пытаюсь схитрить, отворачиваюсь от него, ерзаю носом по подушке. Что? По подушке? Да, по самой настоящей, в светлой наволочке с такими невинными голубенькими цветочками! И я лежу на животе, обнимая обеими руками эту невероятную домашнюю подушку, футболка на мне задралась и перекрутилась во сне. Нагретая теплом моего тела простыня, невесомая тяжесть тонкого пледа на плечах. Несколько минут я даже боюсь шелохнуться, я будто бы лежу в гнезде — мне тепло, мягко и совсем не хочется окончательно просыпаться. А свет, разбудивший меня, теперь согревает мой затылок, только плеск волн почти такой же, как когда я засыпал, только он стал тише, приглушеннее… Стоп! Поттер! Где ты засыпал, ты помнишь? Нет, мне страшно даже помнить об этом, как и о том, где засыпал и просыпался в течение полугода. До сегодняшнего утра, в которое теперь вот боюсь поверить. Если я сейчас открою глаза, видение ведь не растает? Или сэр Энтони сейчас окликнет меня из-за стены: «Поттер, у нас давно подъем! Какого… ты там спишь?» Я крепче сжимаю подушку руками, вдыхаю ее чистый беззаботный запах — запах человеческого жилья, да, может быть, даже и дома. Хотя бы его подобия.
Ночь, скрип корабельной обшивки, море за бортом, теплый морской воздух из приоткрытого иллюминатора, небольшая качка… А сейчас я на суше, и здесь тоже тепло, и где-то довольно далеко перекликаются голоса, смех, громкий всплеск — судя по звукам, кто-то купается. И будто ветер иногда пробегает по высоким кронам неведомых деревьев. Я все еще боюсь открыть глаза. Поэтому для начала осторожно приоткрываю один…
Я не знаю, как выглядит счастье, но в то утро оно имеет вид разметавшегося по довольно широкой постели напротив меня долговязого парня с длинными рыжими вихрами. Счастье ровно и сонно дышит, иногда беспокойно ворочается и задевает рукой о стену, сложенную из неплотно прилегающих друг к другу светлых древесных стволов неведомой породы. Свет проникает в комнату именно сквозь щели. И через небольшое окошко, на котором едва колышется занавеска. И ветер приносит нам запах моря.
Теперь, когда я убедился, что рай, в котором я проснулся, не торопится никуда деться, обернувшись серой каменной стеной Азкабана, а Рон жив и спокойно посапывает в двух шагах от меня, я решаюсь осмотреться, поэтому сажусь на кровати, придерживаясь за нее рукой (на всякий случай!), спускаю на пол босые ноги и застываю от изумления. Мало того, что на мне чистая футболка, на мне еще и чистое белье! То есть нас с Роном, заснувших на корабле, кто-то не только притащил сюда, но и переодел. Позорище! Если еще хорошенько подумать о том, кто они и кто мы… Хотя, если даже Драко вчера смотрел на нас обоих с такой откровенной жалостью, может быть, наш вид тронул и еще чье-то сердце. Правда, представить себе сердобольных в нашем нынешнем окружении я затрудняюсь. Ладно, что есть, то есть. В конце-концов, левитировать, почистить и переодеть нас с помощью магии — дело пары минут, так что никто особо не утруждался.