Летун

– А и не надо, в смысле, журнала. Сам всё нарисуешь и напишешь подробные объяснения, как оно работает. Ты ведь художник, и человек грамотный. Только помни, я тоже грамотный, всё проверю.

– Так сам и нарисуй, раз грамотный, – озлился Сосновцев. – Броневик ведь ты придумал?

– Идею подал и нашёл, кто сделать сможет. Грузовик из самой Германии пригнали, с заводов господина Даймлера. Опытный образец – знаешь, сколько денег стоил?! Но с «Катюшей» дело другое. Меня считают местным, а про тебя известно, что ты визитёр. Нет, пусть бумаги от тебя исходят, так им цена выше. Теперь слушай внимательно. Зазноба твоя у меня. Останется она живой или нет, от тебя зависит. Пока я своих ребят сдерживаю, но долго не смогу – больно лакомый кусочек. Так что не тяни. Где дорога на Юрьев знаешь? Есть там Стрелковый вал, торчит посреди поля как кукиш. Дальше выгонные земли. На границе этих земель силосная башня, заброшенная. К вечеру, как темнеть начнёт, придёшь к башне и разожжёшь костерок. Сядешь у огня и будешь ждать. Сам понимаешь, прийти нужно одному. Замечу, что ведёшь кого – девчонке смерть, солдат притащишь – девчонке смерть, хоть в чём ослушаешься – смерть тебе и твоей паве. Будешь умницей, барышню отпущу на все четыре стороны. И с тобой решим…

– Мне нужны гарантии, – выдавил из себя Сосновцев.

– Гарантии? – удивился Юрка. – Моё слово – вот тебе гарантия. А что, есть другой вариант? Девчонка мне ни к чему. Я и тебя убивать не стану, чёрт с тобой, живи. Но идея нового оружия интересна определённым людям. Обменяю старого друга с рисунками на деньги, и только меня здесь и видели. Запомни, Андрюха, – вечером, как сумерки упадут. Один…

И замолчал. Андрей лихорадочно соображал, что бы такое спросить, чтоб стало понятнее, как действовать дальше? На чём можно подловить одноклассника, превратившегося в хитрого, изворотливого преступника. Как назло, в голову ничего стоящего не приходило. В мозгу билась лишь одна мысль: Натали! – Натали! – Натали! Как она там, среди бандитов, мужиков, для которых нет ничего святого? А вдруг её бьют, издеваются?! Об изнасиловании даже думать не хотелось…

С губ уже готовы были сорваться слова, над которыми сам когда-то ржал, услышав в американских фильмах: типа, если хоть один волос упадёт с её головы – ты труп! Или какую иную похожую дребедень… Только вот было не до смеха, потому что сейчас он и правда готов был растерзать и Полухина, и всю его ватагу за единую слезинку Наташи!

Андрей вдруг понял, что в часовне необычайно тихо.

– Юрка! – позвал он, – ты что молчишь!? Ещё что скажешь?

Тишина. Но твёрдый предмет всё также упирается в спину.

– Ты ещё здесь? – задал Сосновцев глупейший вопрос, и сам понял, что бывшего друга нет рядом. Он осторожно повернул голову – в спину упирался металлический прут приличной толщины – как раз в размер ствола револьвера. Прут был вставлен в щель между брёвен стены. Когда негодяй успел подменить оружие безобидной железякой? Или он с самого начала купил Андрея как последнего мальчишку? Как сумел скрыться – не скрипнув половицей, не произведя ни звука? Да, ловок, чёрт!

Андрей метнулся на улицу: пустота, тишина, пыль. По-прежнему: ни одного человека на тротуаре, ни единой телеги на проезжей дороге, ни звука за глухими заборами. Место тут, прямо скажем, не слишком оживлённое. А Полухину достаточно было спуститься к Боровку – там заросли осоки, тропы по-над водой, хоть вверх по течению беги, хоть вниз спускайся. Разве теперь его догонишь?

Пришлось возвращаться в трактир. Селивёрстов встретил взволнованными вопросами:

– Андрей Павлович, ну что ж вы, батенька, совсем пропали? – Но поглядев на Сосновцева, и сам побледнел. – Что случилось?

– Идёмте в часть, – с трудом проговорил Андрей. – Нужно увидеться с Постышевым.

Наскоро расплатившись, друзья отправились в полицейское управление. Настроение Сосновцева передалось Селивёрстову, в пути оба сосредоточенно молчали. Андрей был благодарен другу, что тот не засыпает его вопросами, на которые всё равно нет ответов.

У ворот они сразу заметили знакомый «рено». За рулём дремал Фёдор, сам Пётр Афанасьевич, очевидно, был уже в здании. При виде их городовой на входе вскочил:

– Господа, вас разыскивают! Тут такое творится! Просили сразу прибыть в кабинет его высокоблагородия пристава.

Друзья прошли к кабинету, за дверью слышались голоса. Постучав, вошли. Чихов был багров и чрезвычайно зол. Постышев сидел на стуле, был сосредоточен, челюсть отяжелела и твёрдая складка легла у рта. Но более всего Андрея поразил третий присутствующий – Анисим Дмитриевич Русланов. И в каком виде! Одежда изорвана, в грязи и бурых пятнах, на лице кровоподтёки, губы разбиты. Лицо его выражало крайнюю степень страдания столь ярко, что на это было больно смотреть.

Русланов плакал, и слёзы смешивались с пылью на лице, оставляя на щеках тёмные дорожки. Увидев Сосновцева, он протянул к нему руки:

– Андрей Павлович, это ужасно! Я думал, сердце моё разорвётся! Натали!..

– Её похитили! – бросился к несчастному Андрей.