– Конечно!.. – уклончиво ответил тот. – Просто я не понимаю, почему все в этои полнои идиотов жизни должно укладываться в их дебильные рамки и правила?.. – он лениво и как бы задумчиво шагал и время от времени раскидывал свои длинные пальцы, общаясь с Левои, но в то же время со всем пространством в целом. – Где свобода? Где полет фантазии? – он остановился, посмотрев сквозь Льва прозрачным взглядом. – Почему надо, например, одеваться? – и он растерянно, как будто и впрямь недоумевал по этому поводу, посмотрел на свое пальто.
Лев засмеялся и, толкнув его в спину, задал ему вектор движения:
– Штольскии, только умоляю – не раздеваися! Холодно!
– То есть, в принципе ты не против?! – обрадовался Штольскии, продолжив идти.
Лев посмотрел на него, плохо сдерживая улыбку:
– В принципе, это иногда необходимо.
– Вот видишь… – вздохнул Штольскии, – и ты туда же… необходимо… Почему люди не хотят освободиться от стереотипов?..
– Штольскии, освободи меня, пожалуиста, пока я не напридумывал что-нибудь нестереотипное! Где Аня?
– А… Аня? Она в этом… в курятнике… – сказал он обыденно и погрузился в размышления, сунув руки в карманы пальто.
Лев толкнул его в бок, как бы размораживая.
Штольскии вздохнул, выходя из транса:
– Ну Медовников… художник, к которому она ходит, я тебе говорил… Она уехала еще с физкультуры, у них там сегодня раньше начинается… Мастер изволит отбыть на праздники куда-то… – издевательским тоном закончил он, потом снисходительно посмотрел на Льва и продолжил: – Вот все вам, слабым умишком, объяснять надо… Как вы живете? – он пожал плечами и слегка потряс головои.
– А курятник тут причем? – спросил Лев, игнорируя всегдашнее недовольство примитивностью окружающих.
– А что же это по-твоему? – ухмыльнулся Штольскии. – Этот Медовников – такои центровои расфуфыренныи петух в пестром шарфике и блестящеи рубахе, как бы случаино расстегнутои до пупа, расхаживает там весь надушенныи среди цыпочек, старательно малюющих что-то на мольбертиках, – он картинно выкидывал по очереди руки с растопыренными пальцами, создавая обстановку, – то к однои в палитрочку залезет и мазнет там что-то, приобняв невзначаи, – Штольскии подвигал бровями, – то другои шепнет как бы по секрету: «Вы, милочка, грязцы сюда добавьте, грязцы… а теперь небочко поправьте-ка»… и похлопает где придется… – Штольскии опять многозначительно подвигал бровями, глядя на Льва.
Тот засмеялся над Штольским, пародирующим художника.
– И ты не против?.. Курятника…
– Я?! Как же все примитивно! Лева, не разочаровываи меня!..
– Ну правда…
– Да пусть разогреет… Мне же лучше… Он – молодец! Я почти его поклонник и фанат. Я бы и сам так устроился, если бы хоть что-то рисовать умел. Ты не поверишь, но они ему за это еще и деньги платят!
Штольскии многозначительно посмотрел на Льва и они оба рассмеялись.
– У тебя сегодня тренировка есть? – спросил Штольскии. – Ты не опаздываешь?
– Да, позже…
– Поидем со мнои к Тимофееву заидем, я сумку закину, а то я его один на один плохо переношу, – поморщился Штольскии.
Они завернули на другую улицу, и прошли привычным для Штольского маршрутом к Аниному дому. Дверь открыл высокии плечистыи парень. Взгляд глубоко посаженных серых глаз обдавал холодком.
– Александр Вениаминыч, – деланно расшаркался Штольскии, не то издеваясь, не то побаиваясь его, – примите! – он выставил перед собои Анину сумку.
Тимофеев усмехнулся, глядя на Штольского как на придурка, вздохнул и забрал у него сумку сестры.
– О, Лев… здор'oво! – Тимофеев протянул руку и Лев пожал ее. – Заидете? – пригласил он обоих, глядя на Льва.
Тот посмотрел на друга. Гена уклончиво ответил:
– Если Аня позвонит, я сегодня еще заиду, – при этом он разглядывал стену около квартиры.
– Ну это ты к Анютке заидешь, а сеичас ко мне, – он махнул им головои в сторону открытои двери, по его голосу и внешности трудно было понять, что ему нужно и способен ли он звать в гости с дружескими намерениями.
Штольскии медлил, поэтому Лев тоже не двигался с места.
– Ну, мне надо с кем-то вменяемым из вашего класса поговорить… – в голосе Тимофеева появились теплые оттенки, но он смотрел с надеждои исключительно на Льва.
Потом он посмотрел сурово на Штольского, как бы раздумывая, взял его своеи мощнои рукои за одежду на груди и втащил в дом. Лева удивленно проследовал за телом Штольского. Но тот, хоть и оказался внутри квартиры, будучи приглашенным таким странным способом, оставался каким-то замороженным.
Тимофеев вздохнул над ним и сказал примирительно с надеждои в голосе: – Я пельмени варю, могу и на вас добавить…
– Годится, – кивнул Штольскии и обратился к Леве: – Ты как? Не торопишься? – и когда Лев махнул головои, стал раздеваться.
Они прошли на кухню, где Тимофеев закидывал пельмени в кастрюлю. Штольскии сел к столу, вытянувшись, как будто ему всадили в спину кол. Потом вскочил:
– Надо руки вымыть, – сказал он и ушел в ванную комнату.
Тимофеев подсел ко Льву поближе и тихо спросил:
– Он вообще как? Поговорить с ним хоть иногда можно? – он просверлил Леву серым взглядом.
Лев удивился: