Лев Африканский

— Маддалена и Джузеппе ни в чем не нуждались. Я бы посоветовал тебе отправиться поскорее к ним, но придется дождаться Папу.

Флорентиец поведал мне обо всем, что произошло за время моего заключения. Вернувшись, Папа просил нас обоих не беспокоиться и без всяких церемоний занял одно из кресел.

— Я думал, лучшие шутки в Риме устраивал покойный кардинал Бибьена. Однако и мессир Гвичардини преуспел на этом поприще. — Он откинулся на спинку кресла, и на чело его набежала тень заботы. Он внимательно изучал меня. — Прошлую ночь мы долго говорили с Франческо. Посоветовать мне что-либо в вопросах веры он не в состоянии, однако Провидение возложило на меня еще и ответственность за государство и защиту трона Петра от посягательств извне. И в этом советы Франческо, как и ваши, Лев, для меня чрезвычайно ценны.

Взглядом он передал слово своему другу.

— Ты часто задавался вопросом, Лев, какова истинная причина твоего пленения, почему однажды мы задались целью заполучить с помощью Пьетро Бовадильи ученого мавра с Берберских просторов. Покойный Папа Лев так и не успел тебе рассказать всего, не представилось случая. Сегодня именно такой случай.

Гвичардини смолк, его мысль подхватил Климент, словно у них перед глазами был один и тот же текст:

— Окинем взглядом мир, в котором живем. На Востоке устрашающая империя, воодушевляемая чуждой нам верой, империя, выстроенная на слепом повиновении, способная отливать пушки и снаряжать флот. Ее войска продвигаются в центр Европы. Над Будой и Пештом уже нависла угроза, вскоре то же ожидает и Вену. На Западе другая империя, хоть и христианская, но не менее устрашающая, она протянулась от Нового мира до Неаполя и грозит всеобщим господством, и прежде всего подчинением себе Рима. На ее испанских территориях пышным цветом расцвела Инквизиция, на ее немецких территориях царит ересь Лютера.

Тут в беседу вступил, получив одобрительный кивок, дипломат:

— С одной стороны Солиман, султан и исламский халиф, молодой, честолюбивый, обладающий неограниченной властью, но заботящийся о том, чтобы предать забвению преступления своего отца и предстать в благоприятном свете. С другой стороны Карл, король Испании, еще более молодой и не менее честолюбивый, золотом заплативший за избрание на трон Священной Римской империи. И между ними, могущественными властителями, — наше государство с огромным крестом и крошечной шпагой. — Он помолчал. — Правда, папский престол оказался в таком положении не в одиночку. Есть еще король Франции, который из кожи вон лезет, чтобы его королевство не было расчленено. Есть также Генрих Английский, преданный Его Святейшеству, но слишком удаленный от нас, чтобы быть в состоянии нам помочь.

Я по-прежнему недоумевал: чем моя ничтожная личность может быть полезна в этом созвездии коронованных особ. Но решил дослушать Гвичардини до конца.

— Эта непростая ситуация, на которую Папа Лев намекал тебе, была предметом частых обсуждений с кардиналом Джулио и твоим покорным слугой. Сегодня, как и вчера, мы убеждены, что действовать надлежит в различных направлениях, дабы предотвратить опасность. Прежде всего необходимо помириться с Франциском, что не так-то просто. Три десятка лет французские короли стремятся подчинить себе Италию. Они — подлинные виновники бед, обрушившихся на полуостров, их войска несут нам опустошение и эпидемии. Помимо Франциска, нужно убедить Венецию, Милан и Флоренцию забыть о распрях, чтобы единым фронтом выступить против имперцев[59].

Голос его стал тише и мягче, он склонился вперед, как делал всякий раз, когда хотел поведать о чем-то тайном:

— Мы сочли необходимым вступить в переговоры с Османской империей. Каким образом взяться за дело, нам неведомо. Мы даже не представляем, на что тут можно рассчитывать. Замедлить продвижение янычар по христианским землям? Вряд ли. Восстановить мир во всем Средиземноморье? Положить конец пиратским бесчинствам?

Он сам же и ответил на свои вопросы, изобразив на лице сомнение.

— Что мы знаем доподлинно, — продолжил Климент, — так это то, что настало время наводить мосты между Римом и Константинополем. Однако я не султан. Начни я действовать, на меня со всех сторон обрушится критика — и со стороны Испании, и со стороны Германии, да и собственное окружение вряд ли меня поймет. Я имею в виду кардиналов. — Он улыбнулся. — Тут нужно действовать с осторожностью, дожидаться удобного случая, видеть ответную реакцию французов, венецианцев и других христианских держав. Вы составите команду. Лев владеет турецким, теперь даже лучше, чем арабским, знает турок, их манеру думать и вести себя, ему привелось быть с посольством в Константинополе, а Франческо ведомо все, что касается Нашей политики, он вправе действовать от Нашего имени. — И добавил, словно для самого себя: — Я бы только хотел, чтобы один из вас принял сан священника… — И громче, слегка насмешливо предложил: — Мессир Гвичардини всегда отказывался вступить на эту стезю. Что до вас, Лев, я удивляюсь, что Наш дорогой кузен и прославленный предшественник никогда не предлагал вам посвятить себя религии.