Лев Гумилев: Судьба и идеи

Евразийский континент, единственная в мире супер-континентальная держава – «Большое пространство» все равно заставит признать и реализовать его единство, оно выше любой национальной идеи, оно выше для всех этносов России. Самые простые, почти тривиальные мысли в условиях безумия, охватившего страну зоологического национализма, о котором говорил еще С. М. Широкогоров в 20-х гг., могут быть абсолютно гениальными. В беседе с А. Сабировым в 1990 г. Л.Н. «выдает» такую формулу: «Знаете, внутри государства тоже необходима международная политика»1107.

Страна-то у нас особая – суперэтнос, мозаичное единство. «Мозаичность», согласно Л.Н., «поддерживает этническое единство путем внутреннего неантагонистического соперничества»1108. Он отвергал «политизированный этноцентризм», отвергал распад страны и в ответ на провокационный вопрос: «Распад – благо?» – утверждал: отнюдь нет, жить «порознь – не касается государственного устройства»1109. «Лично я, – писал Л.Н., – за проверенный веками вариант устройства страны: за единую Россию, в которой было бы одно правительство, в одной столице – Москве. Местные бюрократии не нужны»1110.

Как в воду глядел Л.Н., а ведь «самостийники» тогда еще не показали страшного своего лика. Трудно было в ту пору и предвидеть, что Москва уже не совсем столица, а вскоре совсем не столица, не Центр, а нечто другое. Как объяснить научную (и вполне серьезную) конференцию в Новосибирске (1995) под хлестким названием «Социально-экономические аспекты переноса столицы из Москвы»? А. Зиновьев писал, что уже сейчас Москва не является национально русским явлением. Хотя в основном тут живут русские, колоссальный «Гонконг» уже сложился в Москве, а «гонконги» будут существовать и уже существуют за счет основной массы России1111. Не похожи ли эти «гонконги» на гумилевские «химеры»? Авторы одного аналитического обзора характеризовали отношение регионов к Москве как зависть, перешедшую в ненависть.

Казалось бы, Л.Н. имел право осуждать ту прошлую, уходящую страну, географию которой он изучал по лагерям – от Беломорканала до Караганды-Норильска-Омска. Но, удивительное дело, у него хватило объективности подняться до других оценок; более того, опровергать новую официальную ложь. Не заразился он тем «обличительным синдромом» конца 80-х—начала 90-х, которым упивалась «творческая интеллигенция». Эта ложь мутным потоком выплескивалась с голубого экрана, заполняла газеты, лилась с трибун съездов и конференций. Вот ее основные направления.

Ложь № 1: никакого добровольного объединения народов в советские годы не было, была сплошная «империя зла», «тюрьма народов», «большой ГУЛАГ». Неожиданным для многих (кто пожелал заметить) был ответ Л.Н.: «В пору моей молодости СССР как раз и был Россией. Сейчас он перестает быть Россией именно потому, что разваливается, а развал отнюдь не самый удачный способ этнической политики». Это было сказано в интервью, озаглавленном жестко: «Объединиться, чтобы не исчезнуть»1112. Начинался 1991 г.; еще не было Беловежской Пущи....

Пламенный патриот своей страны, Л.Н. подчеркивал нежелание народов «отложиться», то есть уйти из России даже в самые смутные годы. Именно этого не могут ему простить яновы: как это он – неоднократно репрессированный, униженный в годы сталинизма и полузапрещенный позже – не с ними, охаивающими Россию. А Л.Н. говорил о другом, о нежелании народов «отложиться» (то есть уйти из России) даже в самые смутные годы. Шла гражданская война. Железные дороги, соединяющие юг страны с Москвой, были перерезаны: одна Дутовым, а другая – муссаватистами в Азербайджане. «Тем не менее, – подчеркивал Л.Н., – народы Средней Азии не сделали даже попытки уйти от России»1113. Князь Н. Трубецкой 70 лет назад отмечал, что между народами Евразии постоянно существовали и легко устанавливаются отношение некоторого братания, предполагающего существования подсознательных притяжений и симпатий, а случаи «подсознательного отталкивания и антипатии» в Евразии очень редки1114. Согласно Гумилеву, это комплиментарность.

Ложь № 2 (как бы дополняющая и «уточняющая» первую): Россия всегда была империей, ее путь – это какой-то «антипуть». Многократно и задолго до эпохи развала Л.Н. гневно выступал против конвейера очернения истории русского и других народов1115. Отнюдь «не по плану» образовалось в Евразии государство, занявшее шестую часть земной суши, а русский народ вошел в контакт с более чем сотней этносов. Стремление к объединению, как утверждал Л.Н., было связано с пассионарным подъемом народов Евразии, а распад происходил по причине упадка пассионарности. Каждый распад «уносил множество жизней и причинял много горя»1116.