Лев и Акула. Сборник рассказов

Многие обыватели считали космическую сверх-субстанцию – коротко КСС – порождением чёрных дыр, кое-кто приписывал её создание высшим силам, кто-то называл потусторонней сущностью. Наука выдвигала такие головокружительные гипотезы, что ни один здравомыслящий человек не мог их принять за истину. Споры о природе сверх-субстанции вели две сотни лет, оппоненты мысленно обзывали друг друга либо полными дурнями, либо туповатыми хитрецами. Неудивительно, что возвращение проткнувшего эту дрянь корабля, со здравомыслящим человеком на борту, не могло не заинтересовать мировую общественность.

Диагностировать отклонения подсознания человека пока не научились. Серафим так до сих пор и не решил: хорошо это или плохо для него. Не хотелось бесконечно торчать в центре, пока его исследуют с помощью устаревших методик, но зато оставалась возможность скрыть проблемы подсознания, если они есть. В том, что они есть, Серафима почти убедили, хотя он ничего такого не чувствовал. Разве что, сны стали странные. Прежде видел обыкновенные вещи, которые редко оставались в памяти наутро. Теперь же, стоило забыться, окружали яркие пятна, грезились незнакомые, нарисованные неумелой кистью пейзажи, сияния, всполохи и прочая чепуха. Чутьё подсказывало: думать о ночных кошмарах не следует. Уж мысли-то диагностическая койка легко уловит. Серафим жёстко контролировал себя, благо, этому научили ещё в академии. «Подопытный образец» крутил в мозгу родные понятные вещи, а не пёстрые сновидения.

Эскулапы чуть было не поставили диагноз типа ретроградной амнезии или болевого восприятия прошлого. В самом деле, может ли командир корабля начисто выкинуть из головы чуть не случившуюся катастрофу? Неужто не станет анализировать свои действия, не будет искать возможные варианты, которые могли повернуть ситуацию иначе? Записали бы Серафима в вечно-больные, но положение спас прилетевший из Шанхая профессор Чжоу. Мудрый китаец скоренько раскрыл уловку незадачливого пациента.

Чтобы утвердиться в подозрениях или опровергнуть их, исследователи стали подсылать в палату к Серафиму знакомых, малознакомых и вовсе незнакомых людей. Якобы навещая знаменитого пилота, шпионы упорно уводили разговор к теме космоса, расспрашивали о последнем полёте. Некоторые вели беседу, запинаясь и мыча, другие сидели с глуповатым видом, кто-то хмурился и прятал глаза, кому-то было настолько неловко, что он ёрзал на пластмассовом стуле, рискуя свернуть на бок тонкие ножки. Все поглядывали на дверь, когда произносили положенные реплики.

Серафим догадался, зачем приходят смущённые интервьюеры. Пришлось допустить рассуждения о необычном полёте не только в разговоры с посетителями, но и в мысли. Правда, делал это Серафим дозировано.

Что, собственно, произошло? Ну, заметили они КСС в последнюю секунду! Точнее, заметили тогда, когда уже поздно было сворачивать. К несчастью, обнаружить субстанцию можно только визуально, приборы её не распознают. По этой причине и сохранились в дальних полётах вахты на борту корабля. Со всем остальным автоматика справлялась лучше человека.

Наблюдения вела Мариам – хорошенькая сероглазая стажёрка с вечно ехидной улыбкой. Девушка заметила на мониторе линии, ещё более черные, чем сам космос. Очертания субстанции смахивали на паутину, или на осьминога, распростёршего тонкие щупальца. Мариам разглядывала их недолго, потеряла две-три минуты, попыталась определить природу линий с помощью анализатора, потом подняла тревогу. Винить стажёрку было не в чем. Субстанцию воочию никто не видел, во всяком случае, из тех, кто мог бы рассказать. Записи камер, как теперь утверждал Серафим, и реальная картинка имели мало общего. Компьютер запомнил полупрозрачные тени, сквозь которые проглядывали тусклые звёзды. В реальности линии напоминали угольный порошок, просыпанный на украшенную блёстками шифоновую ткань.

Субстанция шевелилась, но не так, как другие космические объекты. Движения «щупальцев» походили на старинные мультфильмы – были плоскими, как будто нарисованными. Серафим первым сообразил, что перед ними та самая жуть, от которой не удалось уйти двум десяткам кораблей, а в тридцати других пострадал экипаж: люди теряли разум. Болезнь, которую подхватили пилоты, врачи назвали синдромом КСС.

Почему командир направил корабль в центр раскинутой сети, он и сам не мог объяснить. Шутку с ним сыграла свойственная с самого детства тяга к оригинальным решениям. «Как угодно, лишь бы не как все», – посмеивались над курсантом Буровым преподаватели академии. Впрочем, не могли не признать, что интуиция подводила Серафима крайне редко.