Лев Яшин. Легендарный вратарь

– Да это и произнести нельзя, сочтут не вполне нормальным, а то на парткоме шкуру снимут. Я заикнулся как-то в большом кабинете, хозяин стал отмахиваться как от чумового – не моги и думать, Лев Иванович. Так что сейчас Виктор Андреевич нарисует программу действий пунктов на десять, а мы по командам – новые бумажки плодить, чтобы при проверке отчитаться.

Яшинские рассуждения действительно звучали диссонансом болотному времени, звучали порой наивно, о тех же заработках и «договорных играх», к примеру: вот профессиональный футбол давно на дворе, получают его подданные иногда даже побольше, чем в европейских клубах, а выступают слабее ходивших в любителях предшественников, от поддельных результатов спасу и вовсе нет. Но Яшин-то знал, что без профессионализации футбола совсем ничего не получится. В общем человек думал, терзался, а не покорно высиживал в кабинете или на сцене в каком-нибудь президиуме. Не лежал на печи, умирая от тоски, как вышло в изображении Евгения Рубина.

Я тоже видел его за канцелярским столом, только в Управлении футбола Спорткомитета, и не пустом, а заваленном бумагами, что-то читал, подписывал. Но это казалось безумно далеким от насущного, витал в своих мыслях. Он так долго горевал не по оставленным воротам, знал ведь, что это рабочее место не вечное, придется сменить, но сменить-то хотелось на что-то человеческое, а не бумажное. Не сумел и не помогли. Вот в чем драма, а вовсе не в овладевшей им лени.

В общем, середина 70-х обернулась для Льва Ивановича временем бурных рабочих перемен, которое для иного, может быть, не было бы столь мрачным. Но отчужденность, неприкаянность Яшина слишком бросались в глаза ближайшему окружению. И это вполне понятно. Сановная немилость предопределила крутой поворот в его жизни: отдав «Динамо» все без исключения годы своей спортивной деятельности, а их набралось к тому времени ни много ни мало – 28, он был, по сути, выдавлен из родной обители. И можно себе представить, как переживал это расставание.

Ведь «Динамо» было родным домом, которому Яшин был верен настолько, что с предложением перейти в другой клуб к нему и обращаться не смели, а на игры сборной предпочитал выходить в свитере с динамовской эмблемой. Здесь состоялось его становление, здесь он приобрел имя, товарищей по общему делу, а среди них – близких друзей, прошел с ними бок о бок огонь, воду и медные трубы. Живой символ клуба вынужденно удалился «в изгнание» на целых восемь лет, пока не догадались, уже при новом председателе ЦС «Динамо» В. С. Сысоеве, что неприлично отказывать от дома коренному, да еще столь заслуженному обитателю.

Валерий Сергеевич пригласил Яшина к возвращению в «Динамо» с подачи работавшего тогда зампредом Московского городского совета общества бывшего начальника Управления футбола союзного Спорткомитета АД. Еремина, к которому после ухода Богданова начали обращаться добровольные ходатаи – истинные динамовцы, тяжело сносившие насильственный отрыв прославленного вратаря от родного гнезда. Но Яшин в ответ… заколебался. Не потому, что затаил обиду. Он давно и твердо усвоил, что на родину, большую и малую (а «Динамо» и было малой родиной), обид держать не полагается. Со своей поразительной нравственной чуткостью Лев Иванович не хотел подводить приютившую его организацию и обижать людей, протянувших руку поддержки в трудную минуту. Советовался с искушенными товарищами в самом Спорткомитете, как ему поступить в деликатной ситуации, когда и хочется, и колется. Руководители комитета все правильно поняли и без всяких обид благословили на обратную дорогу в «Динамо».

Между тем несостоятельные, а то и жалкие наследники Яшина из лидеров советского футбола все больше превращались в заурядных хвостистов. «Они доконают меня», – как-то шепнул он вашему покорному слуге во время очередной бездарной игры «Динамо» (не предполагая, как низко падет славный клуб в более поздние времена). Футбольные дети и внуки Яшина сомкнулись в расшатывании его нервной системы с бессердечными чинодралами.

Владыки чиновного царства, да и мелкие клерки своими идиотскими запретами, перемешанными с полной безнаказанностью, везде «доставали» его. Режим наибольшего благоприятствования не обеспечивали Яшину ни популярность и слава в игровые годы, ни вынужденное присоединение к их же, чиновничьему сословию в более поздние времена.

То бюрократические черепахи забудут вовремя оформить выездные документы и он будет краснеть за опоздание на целую неделю в Рио-де-Жанейро, куда был приглашен на празднование 70-летия знаменитого клуба «Фламенго».

То партийные иезуиты не разрешат поездку в Испанию почетным гостем чемпионата мира под смехотворным предлогом, и выход найдется только в том, чтобы обманом включить всемирно чтимого человека… вместо переводчика в официальную делегацию на конгресс ФИФА, о чем, впрочем, вы уже знаете.