И в самом деле — незадолго до прихода армии Мэттьюза многие жители города с плачем и стонами покинули родные дома. Целые семьи, со стариками и малыми детьми, взваливали на головы большие узлы со скарбом и едой и уходили в окрестные леса в поисках убежища от страшных белых дэвов[108]
, слухи о необыкновенной свирепости которых донесли до них беглецы из разгромленного Онора. Они обрекали себя на скитания по джунглям, на страдания от болезней и ядовитых колючек, на холод и сырость горных убежищ. Ночами их подстерегали хищники, но люди знали, что еще страшнее — подступающие к городу вражеские орды, что в сердцах бомбейцев нет ни капли жалости...Рота уже заворачивала в казармы форта, отведенные ей квартирьерами, когда генерал Мэттьюз в сопровождении старших офицеров, Шейх-Аяза и небольшой группы его единомышленников спешно направился к стоящей особняком приземистой постройке с дверями, окованными широкими железными полосами.
— Пошли считать казну, — заметил Сандерс. — Эх, хоть бы одним глазком увидеть!
Дюжий солдат, шагавший рядом с Джеймсом, скрипнул зубами и с ненавистью поглядел вслед генералу и его свите. У солдата были обросшие рыжей шерстью руки, широкие скулы и глубоко запавшие злые маленькие глаза. Если бы не военный мундир, не тугие ремни поперек груди и не мушкет на плече — его можно было бы принять за беглого каторжника.
— Офицеры возьмут свое, а мы свое! — процедил он сквозь зубы.
Джеймс покосился на соседа.
«От такого пощады не жди», — невольно подумал он.
А генерал Мэттьюз уже спускался в подземелье казначейства Беднура. Впереди, бренча связкой ключей, шел Шейх-Аяз. Пламя факелов отбрасывало причудливые тени на закопченные стены из огромных каменных блоков, на низко нависшие потолки и забранные толстыми решетками окна-прорези.
Шейх-Аяз выбрал нужный ключ, отомкнул замок в тяжелой низкой двери и широко распахнул ее.
— Здесь! — сказал он.
Генерал прошел в сводчатое обширное помещение, сплошь заставленное коваными сундуками. Следом, тяжело дыша и напирая друг на друга, гурьбой ввалились офицеры. Шейх-Аяз открыл один из сундуков, достал из него увесистый мешочек, развязал... и к ногам Мэттьюза со звоном полилась струя золотых монет, при виде которых у всех захватило дух.
В подземелье тускло сверкали бруски драгоценного металла, золотая и серебряная утварь — плод тяжкого труда пахарей, ремесленников и торговцев Майсура. Возбужденные офицеры алчно разглядывали. сокровища; в их воспаленном воображении возникали картины одна заманчивее другой. Они уже видели себя хозяевами окруженных тенистыми парками аристократических замков старой Англии. Во все концы мира плыли их торговые корабли с трюмами, набитыми колониальными товарами. Расцветали их торговые конторы с филиалами, разбросанными по всему свету, принося все новые и новые барыши. Вместо скромных мундиров войск Компании, над которыми снисходительно подсмеивались офицеры королевских войск, они мысленно примеряли блистательные одеяния маркизов, баронов и виконтов. А почему бы и нет? Разве мало авантюристов протолкалось в среду надменных потомственных аристократов с помощью денег, добытых в Индии и Америке!
В подземелье царила благоговейная тишина, прерываемая лишь судорожными вздохами. Тишину эту нарушил вкрадчивый голос Шейх-Аяза, и толмач донес смысл сказанных им слов до опьяненных сказочными видениями Мэттьюза и его офицеров:
— Все это принадлежит вам, генерал! Здесь, в этом подземелье, собраны большие богатства — много утвари и десятки тысяч золотых пагод. Я счастлив, что с помощью Аллаха смог оказать великолепной армии Компании эту услугу. Надеюсь, вы не забудете об этом...
Генерал повернулся к Шейх-Аязу и словно впервые увидел его необыкновенно красивое женственное лицо, его халат из дорогой ткани, драгоценное оружие за алым кушаком.
— Дурак ты, приятель! — неожиданно вырвалось у него. — Не переводите этого, конечно, — тотчас же сказал он опешившему толмачу. — Скажите ему, что Компания не забывает тех, кто оказал ей услуги. Мы умеем ценить друзей...
Но Мэттьюза в этот миг терзали сомнения. Он не допускал и мысли, что Шейх-Аяз не присвоил крупной доли добычи, и чувствовал себя ограбленным. Сорвать бы сейчас с этого мерзавца блестящее оружие и под пытками заставить признаться, где спрятаны украденные деньги! Однако пока приходилось сдерживаться...
А вчерашний всесильный фаудждар печально размышлял о том, что сегодня ему пришлось стать предателем и своими руками отдать Мэттьюзу сокровища Хайдара Али! Что же еще оставалось ему? С одной стороны ангрезы, с другой — Типу, и нет никакой возможности выскользнуть из страшных тисков. Типу не простит ему того, что он взлелеял в сердце мечту стать наследником Хайдара Али, а ангрезы едва ли оставят его губернатором провинции. Это он почувствовал при первой же встрече с Мэттьюзом.
Отогнав свои невеселые мысли, Аяз сказал:
— Киладару соседнего Анантапурама я послал фирман[109]
о сдаче крепости вашим войскам, генерал. Овладев Анантапурамом, вы станете хозяином всей провинции...