57. Итак, Пандульф, заставив всех людей монастыря принести ему клятву верности и раздав норманнам, которые к нему тогда примкнули, все крепости и деревни этого монастыря, кроме святого Германа, святого Петра, святого Ангела и святого Георгия, поставил над тем, что ещё, по-видимому, оставалось за монастырём, некоего Тодина, одного из монастырских слуг, соучастника его беззаконий, велев ему находиться в Сан-Джермано в резиденции аббата; передав ему, сверх того, замок под названием Бантра, он велел повиноваться ему как норманнам, так и всем остальным. Мы, даже если бы была такая возможность, всё равно бы не смогли полностью рассказать о том, сколь отвратительным и нечестивым выказал себя этот Тодин в отношении рабов Божьих, в какую нужду и бесчестье вверг он их и это святое место553, а именно, настолько, что - упомяну из всего этого лишь немногое -в самое вознесение Пресвятой Богородицы554 у них не было даже вина для служения алтарю. Кроме того, если он хотел прогнать из монастыря кого-либо из монахов, то, якобы считая ниже своего достоинства сказать ему это, приказывал поднимать со стола его чашу и класть на пол, чтобы по этой жидкости тот мог понять причину изгнания, и с этого времени не смел больше оставаться в монастыре. [Но, помимо прочего]*, он приводил в трапезную братии, в которую до тех пор не смел входить никто из мирян, самых низких людей и некоторых мирян из монастырской челяди, чтобы те подавали на стол хлеб и вино. И монахам тогда не оставалось ничего иного, как только бросаться в плач вместе с Иеремией: «Рабы господствуют над нами, и некому избавить от руки их»555. Но был ещё жив господин Лев556, главный страж церкви, который, войдя однажды в трапезную и застав рабов, о которых мы говорили, выполнявших указанные обязанности, тут же воспылал религиозным рвением и с великим бесчестьем прогнал их за ворота, а затем, повернувшись к братьям, сказал: «Доколе же мы будем оставаться при таком поношении нашего распорядка, при таком беззаконном и нечестивом господстве рабов? Следуйте за мной, и мы все вместе уйдём отсюда, и отправимся за горы к императору, и со слезами расскажем ему жалостную историю нашего несчастья». Итак, по этому призыву они все разом тут же воспрянули духом и последовали за ним. Тодин, узнав об этом через гонца, весьма спешно поднялся и, застав их уже довольно далеко от монастырских ворот, тут же соскочил с коня и, пав им в ноги, умолял и, принося многочисленные извинения, упрашивал, чтобы они соизволили вернуться; и впредь обещал всё исправить по их воле. И они, видя такое его смирение и обещания и полагая, что он обещает взаправду, будучи людьми радушной и сострадательной души, без промедления вернулись обратно. Но получили за это мало облегчения и утешения. [И поскольку названный Тодин упорствовал в своём беззаконии]*, то малое время спустя, а именно при аббате Рихерии, по приговору Божьему случилось, что он был схвачен некоторыми нашими людьми и пострижен, а также облачён во власяницу и по обычаю слуг помещён в пекарню просеивать муку.
58. Между тем наш аббат находился в Капуанском монастыре формально на положении аббата, но фактически как пленник, и никогда не смел выходить за пределы города без стражи. Когда он терпел это почти целых четыре года557, то тайно передал Сергию, герцогу Неаполитанскому, чтобы тот вместе с рыцарями пришёл в назначенный день в указанное место и принял его; что и было сделано. Ибо тот, выйдя в назначенный день, отправился к Капуе якобы с целью прогулки и [дошёл] до церкви святого Марка558, что расположена у подножия горы святой Агаты559; оттуда [аббат] понемногу, шаг за шагом, соединившись с названными рыцарями, отбыл в Неаполь, а затем спустя несколько дней отправился в Марку. Там, в названном монастыре святого Спасителя, в котором он ранее был настоятелем560, он весьма достойно проживал на протяжении примерно пяти лет до самой смерти.